– Странное дело, - шепотом сказала Барбара, уютно устроившись на груди Ганса. - С тобой я не думаю о будущем. Совсем не думаю. А когда ты уходишь, начинаю думать. Наверное, плохо, что мы снова встретились. Ничего хорошего из этого не получится. Но я-то ладно, понятно, зачем я здесь. Ты-то как сюда попал?
– Служба, - неопределенно пробормотал Ганс.
А что он мог сказать? Все, что окружало будущие полеты, являлось тайной, и сам он, Ганс ун-Леббель, являлся государственной тайной рейха. И болтать об этом было нельзя.
– Кто ты? - Барбара осторожно заглянула Гансу в глаза. Прядь ее волос щекотала его щеку.
– Солдат рейха, - усмехнулся ун-Леббель. - Почему ты спрашиваешь?
– Ты Мезлиха знаешь? - Барбара снова легла, касаясь его шеи губами. - Толстый такой, помощником у доктора Рашера служит. Он еще с нашей Лизхен спит. Понравилась она ему, этот боров к ней каждый день бегает. Он вчера Лизхен сказал, что вас готовят для полета на какой-то ракете. И еще он сказал, что первыми полетят славянские макаки, а уж потом, когда опыт появится, полетит настоящий ариец.
Усилием воли ун-Леббель заставил себя лежать спокойно.
– Глупости, - сказал он. - Нет у нас никаких макак. И на ракете мы не собираемся летать. Мы здесь испытываем новую тренировочную технику для летных школ. Какие же вы любопытные! Правильно говорят, что нет таких секретов, куда не засунет свой длинный нос женщина.
Барбара тихо засмеялась.
Усевшись верхом на ун-Леббеля, женщина посмотрела ему в глаза.
– Мне с тобой хорошо, - сказала она.
– Мне тоже, - руки Ганса скользили по гладкой коже ее ног.
– Не сердись, - Барбара легла на него, вжимая упругие мячики грудей в тело Ганса. - Вот я и подумала: если мне хорошо с тобой, вдруг в тебе тоже течет славянская кровь? Ну, не вся - хотя бы по матери.
Потом она спала, трогательно раскинув тонкие руки и приоткрыв рот. Ганс лежал, глядя в потолок. Что он знал о своей крови? Ничего он о ней не знал. Он даже родителей своих не помнил. Он был немцем, немцем, немцем! Приставка к фамилии ничего не значила. И все-таки рассказ Барбары уязвил его самолюбие. Он вспомнил толстого Мезлиха, который во время медицинских осмотров и в самом деле разговаривал с ними сквозь зубы. Ун-Леббель не придавал этому особого значения, относя на счет высокомерия медика.
Но теперь появилась возможность щелкнуть по носу самого доктора Мезлиха. Болтать о служебных делах с проституткой из публичного дома! Как ее называла Барбара? Лизхен? Мезлих нарушил инструкции и должен за это ответить. Это послужит ему хорошим уроком. Будет знать, как называть воспитанников бюргера славянскими макаками. Да, следует обо всем доложить генералу. Думается, наказание не заставит себя ждать.
Наказание и в самом деле последовало немедленно.
Доктор Мезлих исчез. Вместе с ним из публичного дома исчезла проститутка по имени Лизхен. Говорят, их откомандировали: проститутку - в Равенсбрюк, а доктора - в Маутхаузен для прохождения дальнейшей службы.
Ганс ун-Леббель не вдавался в подробности, его удовлетворило, что заносчивый доктор был примерно наказан за свой длинный язык.
Остальное его не интересовало.
11 августа 1958 года
ЧЕРТИ, ШТУРМУЮЩИЕ НЕБЕСА
Жидкий кислород парил.
Вокруг ракеты стоял густой белый пар. Иней полз по ракете от днища, и ракета медленно бледнела. Она белела на глазах.
Вернера фон Брауна знобило. Нетерпение? Желание поскорее увидеть ракету в полете?
– Готовность пятнадцать минут, - деревянным, лязгающим, отрывистым голосом объявил динамик. - Дежурному расчету находиться в «мейлервагене». Доложить об эвакуации личного состава и техники.
Объявляется готовность номер один.
Вернер фон Браун повернулся к доктору Рашеру. Признаться, он недолюбливал медика. О его экспериментах в концлагерях во время прошлой европейской войны ходили жутковатые слухи. Но, надо отдать ему должное, специалист он был отменный.
– Как пилот? - спросил Браун.
– Прекрасно держится, - сверкнул стальным зубом доктор. - Держит сто тридцать на восемьдесят. СС все-таки умеет воспитывать людей без нервов!
– Прекрасно, - фон Браун снова вернулся к своему перископу. Из бункера ракета выглядела толстым круглым карандашом, удерживаемым сложным мостом из окрашенных в красный цвет ферм.
– Готовность номер один, - гремел динамик. - Повторяю, объявляется минутная готовность!
– В графике, Вернер. Мы в графике, - успокаивающе сказал из-за спины Рудольф.
– Ключ на старт! - придвинув к себе микрофон, приказал главный конструктор.
– Есть ключ на старт! - четко отозвались из «мейлервагена». Пошел набор схемы запуска ракеты в комплексе со стартом. На матовом стеклянном прямоугольнике вспыхнуло: «Ключ на старт!».
– Дренаж!
Белое облако кислородного пара исчезло: закрыли дренажные клапаны. Начался наддув баков.
– Первая продувка!
– Есть наддув боковых блоков.
– Есть наддув центрального блока.
– Есть полный наддув!
– Пуск!
Остались считанные секунды. Захотелось увидеть лицо пилота, лежащего сейчас в кабине в скафандре и гермошлеме.
– Есть пуск!
Заработала автоматика, сконструированная на заводах концернов АЭГ, «Сименс» и «Рейнметалл-Борзиг».
Теперь Вернер фон Браун не отрывался от перископа. Он видел, как стремительно и вместе с тем плавно отошла от корабля кабель-мачта. Теперь уже ничто не связывало ракету со стартовой площадкой.
– Зажигание!
Бурое облако пыли и дыма забилось под еще стоящей на старте ракетой. Затем внизу вспыхнул ослепительный ком света.
Ракета словно раздумывала, стоит ли ей отправляться в далекое и опасное путешествие.
– Подъем!
Бурое облако прорезал огненный столб. Медленно, еще неохотно, огненный кинжал устремился в небо. В его свете корпус ракеты казался призрачным. Браун пристально смотрел в перископ, словно его усилия могли помочь ракете набрать скорость. Хрустнул в пальцах сломанный карандаш.
– Ракета идет нормально! - докладывали из «мейлервагена». - Полет устойчивый!
Тридцать секунд. Критическое время пройдено!
И именно в этот момент, когда главный конструктор облегченно вздохнул, вздымающийся белый столб стал искривляться. Ракета теряла управление.
– Нет разделения! - тревожно доложили из «мейлервагена».
В небе вспух чудовищный ком. Из него летели огненные ленточки, которые сплетались в узлы бушующего пламени. Даже сюда, под бетонные своды бункера, донесся гул. Задрожала земля. На столике с минеральной водой задребезжали пустые стаканы.
Фон Браун резко оттолкнулся от перископа, некоторое время сидел с неподвижным лицом. Где-то наверху горели сосны и плавились валуны, с тревожными воплями прошли пожарные машины, но Гейнцу ун-Герке уже не было до этого дела.
Фон Браун со злостью ударил кулаком по столу. Брызнули в стороны скрепки и карандаши.
– Успокойся, Вернер! - спокойно сказал вставший за спиной генерального конструктора доктор Рашер. - В конце концов, ничего страшного не произошло. Неудачный пуск - и только. Там ведь не было немецкого пилота. А славянских макак для запусков найти не так уж и трудно.
– Перестаньте, - брезгливо оборвал его фон Браун. - Меня уже тошнит от ваших солдафонских высказываний.
Доктор Рашер пожал плечами, но спорить не стал.
– Брак в системе управления, - авторитетно заявил Рудольф. - Вернер, мы не один час гоняли двигатели на стендах, и все было нормально.
Главный конструктор задумчиво рисовал на чистом листе бумаги чертиков.
– Какая разница, - сказал он. - Надо все начинать сначала. Каждый узел надо проверять трижды, четырежды, столько, сколько потребуется, чтобы мы были уверены в успехе.
– Я же говорил, - вздохнул Рудольф. - Нельзя было пускать первым водолаза, воздух его не принял.
Ганс узнал о гибели ун-Герке в этот же день. Скрывать крушение было глупо - новости в островном гарнизоне расходятся быстро. Да и взрыв почти на старте видели многие. Может быть, именно поэтому генерал Дорнбергер сам пришел к ун-Леббелю. В парадном мундире, с орденской колодкой на груди.