— Типун тебе на язык, — недовольно среагировал Габузов на «всплывший труп». — Ладно, всё, Каринка, я тебя услышал. Конец связи. Я пошёл…
— Куда пошел?
— Подключать Интерпол, — мрачно отшутился Сергей…
Сергей Эдуардович убрал мобильник и медленно побрел по мощеной дорожке в сторону проспекта. Решительно не представляя, каким именно образом он должен «заняться расследованием», дабы оправдать свое гордое звание «мужика». Тем более что, несмотря на убедительную интонацию Карины, в данный момент у него не имелось весомых оснований не доверять показаниям соседки Головиных. Особенно с учетом того обстоятельства, что, уезжая, Самсут Матосовна перепоручила ей заботу о своих цветах. Если бы хозяйка действительно отбывала из дому всего на три дня, цветочно-горшочная флора вполне могла обойтись и без стороннего орошения. А коли так, почему бы и не предположить, что пресловутая поездка в Швецию есть не более чем хитроумная уловка? Ложный след, оставленный для того, чтобы сбить с толку остальных охотников за наследством? Что ж, если допустить именно такую версию исчезновения, приходилось признать, что госпожа Головина вовсе не такая уж непутевая тюха и тихоня, как ее охарактеризовала ближайшая подруга. Вот только почему в таком разе она полетела на Кипр, а не прямиком во Францию? Неужели Самсут Матосовна знает что-то такое, о чем даже сам Шверберг пока и не догадывается. Ну не скрываться же от него она туда улетела!
Габузов прикидывал самые разные варианты, строил версии и даже чертил в мозгу какие-то идиотские схемы, но в конечном итоге так ни до чего и не додумался. Разве что кроме осознания того, что он в очередной раз упустил свой шанс подзаработать. Или хотя бы просто оказать услугу красавице армянке (а именно так ее описывала Карина), приобретя тем самым приятное знакомство. А может, и нечто большее… «Ага, как же, раскатал губищу, мечтатель хренов!»
Сергей Эдуардович Габузов с младых лет был и слыл человеком увлекающимся, причем увлекающимся искренне. Правда, с одной маленькой, но весьма существенной оговоркой: если увлечение его в относительно недолгое время приносило какие-то результаты, то он вдохновлялся еще более и в дальнейшем мог достигнуть неплохих результатов. Но если, не дай бог, все сразу же происходило наоборот, то дело валилось у Сергея Эдуардовича из рук и заканчивалось крахом. Так, еще в школе, в период тотального дефицита джинсов, он как-то взялся и на дурняка, по свалившейся ему в руки неизвестно откуда западной выкройке, вдруг взял и сшил отличные штаны. Найденный на Московском вокзале и ловко пришитый лейбл завершил его произведение, и он стал героем, на которого посыпалось множество заказов. В результате вплоть до третьего курса Габузов жил весьма неплохо. А вот со значками вышло наоборот: он начал их собирать, менять, покупать, выпрашивать их у родительского приятеля — капитана дальнего плавания, а потом, как-то придя на толчок знатоков у эстрады парка Победы, увидел, что коллекция его бедна, груба и неправильна. И вместо того чтобы учиться, сразу как-то завял и бросил свое занятие.
В принципе, именно так получилось у него и с юрфаком. Увлеченный всякими громкими фразами, вроде «Dura lex, sed lex»[8] или «Bis dat, cito dat»,[9] он рьяно готовился к вступительным экзаменам и неожиданно для всех, а главное для самого себя, поступил на этот престижный во все времена факультет. Первый год он ходил петухом, хотя уже с самого начала его смутило, что факультет находится не в историческом здании Двенадцати коллегий, как ему представлялось, когда он выбирал его и сдавал экзамены, а в какой-то дыре на Ваське. Но пока можно было блистать эрудицией на таких предметах, как история или теория права, политические учения или право римское, Сергей Эдуардович еще чувствовал себя в своей тарелке.
Но старый дед Тигран, деревенский плотник из предгорий Арагаца, приехавший вскоре к сыну и как-то незаметно привнесший в семью Габузовых армянский колорит, говорил ему с самого начала: «Не туда лезешь, бала, не туда. Армяне — кто? Созидатели — вот кто! Строители. А ты в тюрьму станешь всех сажать, разве это дело?» Сергей горячился, начинал ему доказывать, что профессия юриста как раз и есть самая созидательная, что они, юристы, основа здорового государства, и тому подобную ерунду. Тигран слушал, вздыхал, потом тоже постепенно входил в раж, и все заканчивалось тем, что вышедший из себя дед отправлялся в кухню делать кюфту. Этот процесс странным образом его успокаивал. Но тут уже заводилась мать, потому что после приготовления сего блюда вся кухня оказывалась залеплена ошметками мяса. Мать не смела кричать на свекра, и весь ее гнев изливался на мужа, а уж от отца рикошетом доставалось и Сергею. Словом, скоро он перестал спорить с дедом, тем более что, чем дальше, тем больше избранная профессия переставала нравиться и ему самому.