На фотографии, на фоне плотного сборчатого занавеса, стояли, лихо подбоченившись, два бравых джигита, один с короткой густой бородой, другой с пышными, закрученными, как у Буденного, усами. Одеты джигиты были в какие-то странные, очень длинные светлые кители с большими карманами. На поясе у каждого висели огромные деревянные кобуры, на груди — перекрестные патронташи. Голову бородатого украшала черная курчавая папаха, усатый держал такую же папаху в руке. Между ними, скромно опустив глаза, стояла совсем молодая девушка в белом платье.
— Деда, а это кто?
Дед Тигран взял у внука фотографию, долго и хмуро вглядывался в лица.
— Деда, ну деда… — нетерпеливо заныл Сережа.
Дед вздохнул, ткнул узловатым пальцем в усатого джигита:
— Это Дживан, мой старший брат…
— Дживан? Ты не рассказывал мне про такого брата.
— Это долгая история, джан. Долгая и очень грустная…
— Грустную не хочу… А этот? — Сережа показал на бородатого.
— Этого звали Геворк. Геворк Казарян. Лучший друг Дживана.
— Он, наверное, очень храбрый.
— Да, Геворк был доблестный и бесстрашный. Не случайно его прозвали Эллеон, по-вашему Лев… Вах, погибнуть так глупо!..
— Как он погиб, деда?
— Его убил Дживан…
— Ты ж сказал — они были лучшие друзья?!
— Так случилось, бала…
Дед Тигран замолчал, а Сережа, не унимаясь, потер пальчиком изображение девушки.
— А это кто?
— Это… — Дед опять замолчал, ноздри его гневно трепетали. — Тебе лучше не знать ее проклятого имени…
— Это из-за нее твой брат убил лучшего друга? Они что, оба любили ее? — Несмотря на юный возраст, Сережа прочитал уже немало книг из родительской библиотеки и почерпнул оттуда несколько историй о любви, соперничестве, ревности и мести.
— Эх, бала, эта история не про любовь… Это история про предательство… Ладно, слушай, знаю, что не отстанешь…
И дед Тигран начал свой рассказ:
— В чудесном городе Ван, похожем на райский сад, жили два друга-товарища Дживан и Геворк. И было у Дживана три брата и три сестры, а у Геворка не было никого, но жила в их доме девочка-сирота, которую, по доброте своей, приютили родители Геворка. Росла она тихой, скромной и благонравной, никто и подумать не мог, что в этой юной груди бьется черное, змеиное сердце… Шло время, Геворк и Дживан выросли сильными и храбрыми воинами, а девочка превратилась в красивую девушку. И вот в один воистину черный день Геворк объявил ее своей невестой. А стоял город Ван в чужой стране, населенной врагами, и, когда началась война, Геворк и Дживан взяли в руки оружие и, как сотни других молодых армян, пошли защищать свой город. А пока они воевали, в город пришли русские…
— Неужели русские и были наши враги? — прервал Сережа рассказ деда.
— Нет, враги были турки и курды, а русские были друзья, они пришли защищать нас. Но один молодой русский офицер стал заглядываться на невесту Геворка, а она — на него…
— Ага, понимаю, — закивал начитанный Сережа. — Это называется измена.
Дед только хмыкнул и продолжил рассказ:
— …Через несколько дней русские ушли гнать врага дальше, а дружина, в которой воевал Дживан, вернулась в город. А вскоре пришли вести о том, что враги обошли русское войско и скоро нападут на наш город. Тогда собрались самые мудрые люди города и решили, что мужчины останутся обороняться, а женщины, старики и дети покинут город и пойдут на север, в Россию…
Здесь усталость дня нынешнего, в первую очередь психологическая, все ж таки решила заявить о себе и, не спрашивая на то габузовского дозволения, легким пинком толкнула его в объятия Морфея. Вернее, в тепло рук какой-нибудь Морфины или Марфуши. Ибо Габузов был человеком старой формации, и ко всем этим содомитским штучкам относился с плохо скрываемой брезгливостью…
Ларнака, Кипр, 15 июня, ночь