- Почему бы и нет, - отозвалась я. – Главное, найти друг друга…
- Это точно… Так. Не понял.
Данэ отстранился, нахмурившись. Я сразу увидела, что его смутило. Начиная с ног, я рассыпалась блестящими снежинками, которые устремлялись куда-то вниз по снегу. Вот мои ноги истончились, побледнели, а спустя несколько секунд и вовсе исчезли, превратившись в лёгкую сияющую переливчатую метелицу, которая, взвихряясь и кружась, неуклонно сползала с горы.
- И я не поняла… - пробормотала, наблюдая за собственным растворением. Неужели я сейчас исчезну насовсем?! Нет! Нет, пожалуйста! Не надо!!!
Стало страшно по-настоящему, по-земному. За то время, что я здесь, с Данэ, я почти позабыла, что это такое – бояться вот так, по-животному. По-живому. Это нормально – так бояться полного забвения и покоя даже после смерти?!
- О, мне кажется, тебя возвращают к жизни! – воскликнул Данэ. – Коль вниз ползёт, значит, туда, к живым. Постой-ка, не торопись, не улетай…
Изумрудный полукровка вдруг обхватил ладонями моё лицо и неожиданно поцеловал прямо в губы. Крепко так.
- Эй! – возмутилась я, когда он шустро отскочил назад.
- Всегда мечтал это сделать! – хихикнул он с весьма и весьма довольным видом. – Ты уже почти… - погрустнел. – Не забывай меня, Джи-Джи! Помни, о чём мы договорились!
- Не скучай! – только и успела сказать я.
Глаза сомкнулись. Исчез свет, источаемый всем вокруг: солнцем, снегом, облаками. Мир живых встретил меня болью в горле и тяжестью в теле…
Закашлялась. В ладонь вложили что-то гладкое и прохладное, кажется, стакан с водой. Приподнялась и сделала несколько глотков. Во рту разливался привкус крови, но вода его немного смыла. Глаза были сухи, и открывать их было больно, а задеревеневшее тело плохо слушалось. Так и пролежала бы, если бы не слова:
- Ани, посмотри на меня. Открой глазки. Ты узнаёшь меня?
С трудом разлепила веки. Ощущение было, словно в глаза насыпали песку и пыли. Но голос, конечно же, узнала сразу. Как я могу забыть его?
- Папа… - просипела я и, щурясь, посмотрела на отца. Рубашка была приспущена с плеч, и на одном из них, левом, красовался знакомый амулет. Папа прижимал к груди белую тряпицу, щедро напитанную кровью. Сам он был бледен и слаб, и во взгляде его читалась встревоженность, сменившаяся вмиг облегчением.
- Всё хорошо. Я очень рад, - тихо проговорил папа и улыбнулся. Его прохладные пальцы крепко сжали мою руку, уже достаточно тёплую. Тело покалывали тысячи игл – сосуды расправлялись, как если бы отлежала ногу или руку, а потом переменила положение. Рана в груди отца сказала обо всём без слов.
- Ты… ты что наделал? Зачем?!
Голос пока не подчинялся мне полностью, но воля моя была сильнее физической слабости. Кожа на шее нестерпимо чесалась. Она была целой, только короста осыпалась на одеяло и сорочку. И в боку, где печень, не чувствовалось никакого дискомфорта или боли. Почти как новенькая.
- Затем, чтобы ты продолжала жить, - невозмутимо ответил папа. Тоненькая струйка крови сползла с уголка губ по подбородку, и он быстрым движением стёр её.
- Твоей жизнью! Ты не должен был… - горло сдавило, и я с трудом сохранила самообладание. – Должен же быть способ всё отменить, спасти тебя, вернуть всё…
Я принялась выпутываться из одеяла. Пока папа сидел и говорил со мной, мне казалось, что я вот-вот что-то придумаю и остановлю его, чтобы остался со мной, не уходил никуда, ведь это несправедливо! Или пусть лучше я уйду насовсем, раз уж так свершилось, раз уж так распорядилась судьба, так зачем её оспаривать?!
- Как ты собралась обмануть высшую справедливость за полчаса? Сядь спокойно, - в голосе папы сквозил холодок. – Это невозможно. Обратного действия нет и быть не может, ты это знаешь. Сядь и ноги укрой. Пол холодный.
И он ещё успевает думать про пол?! Но я всё же послушалась.
- У нас осталось совсем мало времени, - мягко заговорил папа.
- Я никогда не смогу смириться с этим, - призналась я дрожащим голосом. Эмоции переполняли, хотелось кричать и биться в истерике. – Я не смогу спокойно жить после твоего поступка, я недостойна такой жертвы…
Не выдержала и тихо расплакалась. Вся боль, испытанная ранее, казалась так, иголочными уколами в сравнении с нынешней.
- Послушай меня, - ладонь папы стёрла слёзы с моей щеки. – Я сделал это, потому что по-другому не мог. Когда у тебя появятся дети, ты поймёшь, что, имея возможность спасти их, поступила бы так же, не задумываясь, потому что дети не должны умирать раньше родителей. Это неправильно. Поэтому не смей винить себя и отвергать результат заклинания. Просто постарайся принять это, как данность, как закон жизни. Это я не смог бы жить, если бы упустил шанс вернуть тебя. Это моё решение, и я едва не струсил, принимая его. Для мужчины, для отца смерть гораздо лучше, чем постоянные воспоминания о моменте слабости, о страхе за собственную жизнь. Мы с тобой очень похожи, и рано или поздно ты меня поймёшь.