— Подозреваемого в убийстве на подписку? Похоже, у ваших судейских котелок совсем не варит.
— Это я убедил уважаемый суд, что нет особой необходимости изолировать от общества кирьоса Кристионеса. Во-первых, он уже искренне раскаялся…
— Погодите-погодите, так вы?…
— Со вчерашнего вечера я — официальный адвокат Саввы Кристионеса, подозреваемого в непреднамеренном убийстве Самвела Тер-Петросяна.
— М-да… «И как ты только, Борщев, все успеваешь? И в фонтаны нырять и на танцах драться!» — пробормотал Габузов.
— Простите, что? — удивленно переспросил старый лис-адвокат, явно не знакомый с творчеством режиссера Данелии.
— Да так, ничего, проехали… Что ж, как говорится, суду все ясно. Вы нашли себе денежного клиента, после чего решили подстраховаться и выдворить меня из страны, дабы я не путался под ногами… Вот ведь, блин: Россия, Греция — вроде как страны разные, а порядки везде одинаковые.
— Неужели вы такого дурного мнения об эллинском правосудии?
— Наоборот, весьма почитаю законы Драконта, Солона и Перикла. Вот только полагаю, что нынешние гелиэи 21 действуют по другим правилам…
Увы, но эрудиция Сергея Эдуардовича не произвела никакого впечатления ни на Ставраки, ни на чиновника. Последний, напротив, лишь набычился и важным тоном произнес:
— Дело в том, кирьос Габус, что мы нация небольшая, и потому не можем себе позволить разбрасываться своими людьми. От вас требуется всего-навсего молчание, а оно…
— Знаю, знаю, слово — серебро, а молчание золото, — подхватил за ним Сергей.
— Вы удивительно понятливый господин, поэтому считаю дальнейший разговор бессмысленной тратой времени.
С этими словами чиновник кивнул Ангелосу, и тот вынул из ящика стола золотистую папочку, и подал ее Сергею Эдуардовичу.
— Здесь ваш гонорар за участие в деле Головиной.
— В долларах? — нагло осведомился тот.
Чиновник вспыхнул праведным негодованием.
— Мы нация небольшая, но гордая. Потому заокеанская валюта…
— Все ясно, — Габузов церемонно поклонился и направился к выходу.
— Всего доброго, кирьос Габус. И помните, что самолет на Хельсинки вылетает из аэропорта Элефтерия через шесть часов…
Не успел Сергей Эдуардович выйти в коридор и поинтересоваться, во сколько же Эллада оценила его молчание, как вслед за ним выскочил Ангелос Ставраки. Он отвел Габузова в сторону и зашептал ему на ухо:
— Сергей, я хотел бы решить с вами вопрос с единственным свидетелем.
— Каким еще свидетелем?
— Ну, тем самым, который наблюдал всю сцену убийства. Помните, там, в кабинете Харитона, вы рассказывали…
— Ах, этого! — протянул Габузов из-за всех сил сдерживаясь, дабы не расхохотаться в полный голос. Оказывается, не только Рюпос, но и сам Ставраки купился на такую банальную разводку. «Да, батенька, у нас в Питере тебя из адвокатов в два счета поперли бы», — подумал Сергей и, придав своей физиономии интимно-заговорщицкое выражение, также шепотом спросил:
— И как бы вы хотели решить вопрос со свидетелем?
— Так же как и с вами. Полюбовно.
— Насколько я понимаю, вам бы не хотелось, чтобы этот человек фигурировал в деле?
— Вы меня правильно понимаете. Более того, мой клиент готов заплатить некоторую сумму…
— В принципе, он человек нуждающийся, а посему… Хорошо, давайте, я ему всё передам, — в уголках габузовских глаз зажглись хитрые огоньки, однако Ставраки был так взволнован, что просто не обратил на них внимания.
— Но, быть может, лучше мне сделать это лично?
— Этот человек не станет с вами встречаться, — продолжал вдохновенно врать Габузов. — У него прежде были некоторые неприятности с законом… Ну, вы понимаете?… И с тех пор он предпочитает общаться с представителями судопроизводства исключительно через посредников.
Какое-то время Ангелос колебался, но потом все же собрался с духом и, озираясь по сторонам, проворно сунул в карман пиджака Габузова весьма увесистый конвертик.
— Что ж, я надеюсь на вашу порядочность.
— Даю слово чести, что этот человек не появится на вашем горизонте ни до, ни во время, ни после судебного процесса, — пообещал Сергей и, словно невзначай, поинтересовался: — Скажите, Ангелос, а ваш подзащитный, случаем, ничего не говорил о попытках шантажировать его некими нелицеприятными подробностями из своей прошлой жизни?
— Нет. А что, у вас имеются какие-то сведения на этот счет?
— Увы! Просто я всё никак не могу определиться с мотивацией его поступка. Все ж таки старик был его благодетелем, родственником в конце концов…