Габузов не понял ни слова, но как можно медленнее и четче произнес:
— Кирья Самсут Головина, параколо…
Динамик разразился совсем уж неразборчивой тирадой.
— Дэн каталавэно… — в отчаянии произнес Сергей. — Speak English, please.
— Дэн каталавэно, — эхом отозвался динамик и заглох.
Габузов в отчаянии забарабанил в ворота, но никакой реакции не последовало.
Сергей Эдуардович постоял минутку-другую, плюнул и понуро направился к терпеливо ожидающему такси.
Но тут в самом центре ворот бесшумно отворилась калитка, и показался низкорослый человек в высокой феске. Коротышку сопровождал, поигрывая желваками и резиновой дубинкой, хмурый амбал в черном. Амбал ткнул дубинкой в направлении Габузова, после чего человек в феске и Сергей сделали по несколько шагов в направлении друг к другу.
— Вы спрашивали про мадам Головину? — поинтересовался коротышка по-английски.
Габузов молча кивнул.
— Вы журналист? Учтите, что никаких сведений для прессы мы не даем.
— Я не журналист. Я адвокат, из Петербурга, и мне надо срочно переговорить с Самсут Головиной.
— Адвокат из Петербурга? — переспросил коротышка и неожиданно улыбнулся. Улыбка его была теплой, лучистой. — Уж не тот ли самый легендарный Макар из порта, неофициальный помощник старины Ангелоса?
Габузов вновь кивнул.
— Наслышан, наслышан… Благодаря вашим усилиям справедливость восторжествовала. Сожалею, что до сих никак не представлялось случая выразить вам глубочайшую благодарность от лица семьи, которую я имею честь представлять… — человечек в феске с важным видом протянул пухлую ладошку. — Дереник Дарецан, ваш коллега. Позвольте засвидетельствовать вам свое глубочайшее профессиональное восхищение. Ради своей клиентки вы проделали невозможное. Поверьте, я говорю это абсолютно искренне, даже несмотря на то, что именно ваше расследование уже спровоцировало немалый скандал вокруг нашего семейства… Впрочем, я всегда недолюбливал Савву — очень уж скользкий тип.
— Благодарю вас, — прервал красноречивого поверенного Габузов. — Но сейчас мне очень нужно увидеть ее.
— Увидеть мадам Головину? К сожалению, это невозможно.
— Это крайне важно! Где она?!
— Она в Париже. Вылетела вчера последним рейсом.
— В Париже?!
Сергей застонал, обхватив руками голову. Опоздал, опять опоздал. И чтобы по этому поводу сказал Джеймс Бонд? Один раз — невезение, два раза — совпадение, а три раза — лох?
— Что с вами? — участливо осведомился Дарецан. — Почему вас так расстроило это известие?
Габузов окинул собеседника изучающим взглядом. Он не знал, может ли доверять этому человеку. А вдруг этот лощеный лилипутик заодно со всей этой кодлой — Саввой, Швербергом, Оливье? Но в таком случае он должен был бы всячески препятствовать тому, чтобы Самсут добралась до Парижа, а тут…
Сергей решил рискнуть и набрал в легкие побольше воздуха.
— У меня есть достоверные сведения, что ей по-прежнему угрожает серьезная опасность.
— Опасность? В Париже? — брови Дарецана взметнулись вверх. — Вот что, дорогой мой, давайте-ка пройдем ко мне в кабинет и всё обсудим.
И бесцеремонно отодвинув одной рукой амбала в черном, другой сделал приглашающий жест в направлении раскрытой калитки.
Как известно, пробуждение после трех с небольшим часов сна — дело тяжкое и заведомо неблагодарное. Самсут чувствовала себя абсолютно разбитой и сейчас ругала себя за то, что поддалась на уговоры девочек. «Лучше бы и вовсе не ложилась», — мрачно думала она, перетряхивая сумочку в поисках спасительной таблетки «цитрамона». Впрочем, отнюдь не лекарства, а шикарный обеденный «перекус» примирил Самсут с окружающей действительностью и подействовал на нее самым целительным образом. Не то чтобы она была яростным поклонником французской кухни, просто, как вывел еще старик Сократ, самая лучшая приправа к пище — это голод.
— …Ну и вот, а Шарен… — продолжала болтать Габриэль, не забывая тем временем подсовывать Самсут бесконечные разнообразные булочки то с джемом, то с паштетом, то с сырами, то с соусами. Все эти булочки выглядели настолько аппетитно, что отказаться от них не было никакой возможности. «Ах, Париж, Париж, — подумала уписывающая их Самсут. — Ты беда петербургских девочек». И все-таки уже где-то на одиннадцатой булочке Самсут сломалась:
— О, нет, нет, спасибо, не могу больше, — в смятении отказалась она, отодвигая очередной аппетитный калачик.