Время шло. Перестройка вломилась в жизнь страны и каждой ячейки ее общества. Нашумела, взбудоражила, перевернула. Пообещала и не выполнила. Развалилось то, что казалось незыблемым. Потом были черные пятна на Белом доме. Речи с брони, как семьдесят лет назад. Рыжая ваучеризация. Нефть, растекающаяся по карманам. Деньги, превращающиеся в бумагу, и бумага, имеющая хождение наравне с деньгами. Заболел, отошел от дел, а затем и в мир иной первый президент новой страны. Бодрым аллюром занял его место второй... Страна менялась, власть менялась, жизнь менялась... Шло время, а Ник так больше и не появился. И Игорь с Наташей решили его забыть. Вычеркнуть из воспоминаний, оставив только сына Володю. Своего уже сына.
У Натальи это вышло само собой. Игорю оказалось много сложнее. Он больше общался с Ником, и воспоминаний было больше. Осколки этих воспоминаний, обмолвки в разговорах, странности в поведении – все это складывалось в причудливую мозаичную картинку, от которой веяло мистикой готических витражей. И чем больше Игорь гнал от себя мысли о Нике, тем крепче вбуравливался в душу червяк непонимания...
Утром Володя проснулся на удивление бодрым. И хотя всю ночь ему снилась какая-то ерунда про отца Ника и папу Игоря, проснулся он с более упорядоченными мыслями, чем засыпал накануне. От вчерашней неуверенности не осталось и следа. Сон принес решение неразрешимой, казалось, задачи. У него есть отец и папа.
Именно к этому подвигли его картинки и знания из прошлого, невесть как пришедшие среди ночи в голову. У него есть папа Игорь. По странному стечению обстоятельств у него появился отец Николай. И хотя выходит, что он плоть от плоти Николая, Ник навсегда останется отцом, а Игорь всегда будет папой. От этой мысли стало светло и уютно.
Володя встал, полыхая радостью и оптимизмом. Вместо обычной сонливости плескала через край энергия. Не найдя лучшего применения этому избытку сил, он сделал зарядку и встал под холодный душ, отчего почувствовал себя еще бодрее.
На кухню ворвался полным жизни, как весенний ветер.
– Привет, папа! – кивнул погрузившемуся в чужую диссертацию отцу.
– Доброе утро, мамочка, – подмигнул матери.
И от этих простых слов на кухне словно стало легче дышать. Будто разбилось вдребезги тщательно скрываемое напряжение.
А его несло. За завтраком он рассказал о новой фотовыставке, на которую планирует сходить. О пачке свежих фотоснимков, которые никак не успевает просмотреть. Мама неожиданно заинтересовалась фотографиями, и, удивленный таким поворотом, Володя пообещал вечером показать ей всю стопку.
Уже на выходе его догнал папа:
– Погоди, я сигарету возьму.
Володя кивнул и вышел к лифту. Папа появился через полминуты. Прикурил и посмотрел на сына:
– Прости... Ты что-то решил?
– Между нами ничего не изменится, – от души выпалил Володя. И от этого ему стало еще радостнее.
Игорь улыбнулся, как улыбается последним солнцем осенний день.
– А с ним?
– Не знаю, – честно сказал Володя. – Не уверен, что хочу его видеть, но... он ведь отец...
Игорь молча хлопнул сына по плечу.
– Будь осторожен.
– Ты боишься? – напрягся Володя.
– Его не было девятнадцать лет. И...
Игорь замялся. Володя вдруг совершенно явственно увидел одну из сцен, что снилась ночью. Двое молодых людей и чужой ребенок, оставленный им человеком, которого они не знали настолько, что даже фамилия его осталась загадкой.
– Ты так и не понял, как мог принять за самого близкого друга того, о ком ничего не знал? – неожиданно спросил Володя.
Папа вздрогнул, словно только что получил пощечину от собственного сына.
– Откуда ты знаешь? – в глазах Игоря мелькнуло выражение, больше приличествующее загнанному зверю, а не университетскому преподавателю истории. – Он тебе сказал?
– Нет, – мотнул головой Володя. – Нет. Просто... просто вы мне всю ночь сегодня снились.
– А что еще снилось? – сильнее напрягся папа.
Володя посмотрел на него и почувствовал, что Игорю страшно.
– Дейвона, – пробормотал он. – Маги... Тебе это о чем-то говорит?
Папа помрачнел и отрицательно покачал головой.
– Я ничего не знаю. – Володя почувствовал, что это правда. – Я могу лишь догадываться. И... Будь осторожен.
Кофейня принадлежала той же сети, только находилась она не на «Тульской», а неподалеку от Тверской улицы, в нескольких шагах от театра «Ленком». Народу здесь было не в пример больше, места меньше, а залы для курящих и некурящих сплетались в единое целое, и различий между ними не наблюдалось. Разве что отсутствие или присутствие пепельниц на столиках.