– Я согласен, – сипло произнес он.
Ник улыбнулся. Секунду Володя не видел ничего, кроме этой улыбки, а потом мир вокруг стал обычным. По ушам резко ударили звуки вечерней Москвы. Трамвай, уехавший совсем далеко, завернул за угол. И свет желтых фонарей стал не таким болезненно ярким.
– Правильный выбор, – произнес Ник, и в голосе его прозвучала самодовольная нотка.
Глава 4
Очередная кофейня сети, увековечившей в своем названии полотно французского живописца, имя которого мало кто вспомнит, находилась рядом с книжным магазином на Никитском бульваре. По всей вероятности, именно это соседство и отразилось на интерьере кофейного подвальчика. Стены зала украшали не бездарные копии, а довольно топорно сделанные портреты женоподобного Блока, хулигана Есенина, ядовитого Антоши Чехонте...
Даргри устроился под изображением Михаила Афанасьевича, который ему показался симпатичнее всей остальной писательской братии. По слухам, автор сакраментального: «напоминают прежних... квартирный вопрос только испортил их...»[4] был обычным человеком и к магии касательства не имел. Хотя, видимо, где-то что-то узнал такое, чего простому смертному знать не обязательно. Иначе откуда столько фантазий?
Подошел официант. Даргри заказал коньяк и кофе. Пока несли рюмку, выудил сигариллы. Своего компаньона в извечном пиджаке спортивного кроя он встретил, слегка расслабившись.
– Приветствую, – кивнул Степан. – Я так понимаю, мне опять спиной к залу сидеть? Это, знаешь ли, неуютно.
– Приходи раньше, – пожал плечами Даргри, – будешь сидеть, как тебе захочется.
Он затянулся и выпустил дым. Его собеседник поморщился и замахал рукой, отгоняя едкие сизые клубы.
– Ну и вонючие же они у тебя.
– Мне нравится, Стефано. Кстати, и тошниловка эта выглядит весьма прилично.
– Неужели понравилось? – удивился Степан, пропустив мимо ушей итальянскую вариацию своего имени.
– Не так, чтобы очень. Но в этом есть свое скромное очарование. Бульварное кольцо, Чехов на стене... И самое главное – здесь тихо и нет лишних людей. – Он окинул взглядом пустой зал. – И нелюдей тоже нету.
Степан усмехнулся.
– Ваше благодушие меня настораживает, магистр.
– Хочешь испортить мне настроение? – Даргри пригубил коньяк и задержал в руке пузатую рюмку. Изящно оттопыренный палец нервно задергался, постукивая перстеньком по стеклу.
Степан хищно растянул губы:
– Нет, все идет своим чередом. Они встретились. Старый шут сделал мальчику предложение, от которого тот не мог отказаться. И он согласился.
– Он уже видит реальный мир? – Даргри стал похож на почуявшего лисицу спаниеля.
– Еще нет, но, думаю, все случится скоро.
– Поосторожнее. Старик бездарен, но мальчик может быстро сориентироваться. Не засветись.
– Не засветись, – фыркнул обладатель спортивного пиджака. – Старик... Этому старику лет не больше, чем тебе, Даргри.
– И немногим больше, чем тебе, – парировал тот.
– Я молод душой, магистр, – усмехнулся Степан.
– А я вовсе вне возраста, магистр, – в тон ему ответил Даргри.
– Таким галопом ты договоришься до того, что вечен.
– Вечно не живет никто, даже слаш умирают. – Даргри с тоской затушил сигариллу и залпом допил коньяк. – Пора бы об этом знать.
На другой день Володя проснулся счастливым. Нет, не то чтобы в жизни появилось что-то новое и он обрел великое счастье. Вовсе нет. Просто исчезла неопределенность. Ушли тоска и обида, сгинуло ощущение брошенности. И потеря всего этого показалась несказанным счастьем.
Володя улыбался родителям, в университете со всем возможным вниманием конспектировал лекции и на работу направился в приподнятом настроении.
В первый раз за последние без малого две недели она пошла споро и с удовольствием. Володя принимал заказы, смотрел на клиентов и вспоминал о том, что перед ним живые люди и он живой человек, а не бездушный конвейер с функцией приема и выдачи.
Клиенты и вправду были живыми. За внешними масками, личинами, напяленными людьми для окружающих, просматривалось нечто совсем иное. Эта истинная суть виделась Володе в фотографиях, которые тащили ему на печать.
Вот солидный господин в деловом костюме. Очень успешный. Очень респектабельный. На лице написано, что он имеет неограниченное количество денег, за которые покупаются лучшие женщины. Володя воткнул флешку господина в компьютер и пробежал взглядом по фотографиям. Девяносто процентов снимков можно было окрестить ярлычком «Я и моя собака».
«Успешный, всемогущий, а кроме собаки-то у тебя в жизни никого и нет», – подумал Володя.