Пока я пробиралась по пустым улицам главного острова, я думала о тех временах, когда я убивала. У меня было два убийства даймонов за поясом. Я сделаю это. Мама не будет другой. Она не могла быть другой. Будучи молодым даймоном, она была быстрой и сильной, но у нее никогда не было никакой серьезной подготовки. Не такая как я. Я буду быстрее и сильнее, чем она. Эйден практически вбил в меня, что молодые даймоны интересуются только одним: своим питанием. Три месяца она будет считаться новичком - детским даймоном. Мне нужно просто ударить ее пока она выглядит, как даймон, прежде чем ее окутает элементная магия, и она станет похожей на... маму.
Главный мост оказался немного труднее, но к счастью эти Охранники не много общались со студентами. Никто из них не узнал меня, но они хотели поговорить. Это притормозило меня достаточно, чтобы моя уверенность поколебалась. Пока один не сказал: "Будь осторожен и возвращайся, Страж",- и отступил. Страж. Это было то, кем я всегда хотела стать после окончания академии, иметь дело с даймонами, вместо того, чтобы охранять чистокровных или их сообщества.
Мне пришлось притормозить, когда я застряла, проделывая путь вокруг рыбалки и крейсерской лодки. Горожане в Лисой Части Острова были "очень личными" чем люди с Божественного Острова, но было что-то, что они чувствовали в нас. Они не знали, что заставило их отступить в то время, когда они хотели подойти поближе к нам. Жить среди смертных в течение трех лет было для меня дерьмовым опытом. Подростки хотели быть ближе ко мне, пока их родители не говорили, что я одна из тех ребят, от которых нужно держаться подальше. Чтобы это не значило. Интересно, чтобы родители думали, если бы знали, кем я именно была - обученная машина для убийств. Я думаю, что они были правы, их потомство должно держаться подальше от меня.
Когда я покинула доки, я направилась в сторону зданий. Я не была уверена куда идти, но я чувствовала, что далеко идти не придется. И я была права. Минут десять полюбовавшись так называемым нормальным миром, я услышала быстрые шаги у себя за спиной. Я обернулась лицом к потенциальному злоумышленнику, достала пистолет и прицелилась.
— Калеб? — Я почувствовала что-то среднее между неверием и облегчение.
Он стоял в нескольких футах от меня, широко раскрыв голубые глаза и подняв руки. Он был одет в пижаму, белую футболку и сандалии.
— Опусти свое оружие! — прошипел он. — О боги. Ты можешь случайно выстрелить в меня.
Я опустила оружие и, схватив его за руку, потащила на аллею.
— Калеб, что ты здесь делаешь? Ты с ума сошел?
— Могу спросить тебя тоже самое. — Он посмотрел на меня. — Я следовал за тобой, это очевидно.
Я покачала головой и сунула пистолет обратно за пояс своих брюк. Я забыла кобуру, вот тебе на.
— Ты должен вернуться в Ковенант. Сейчас. Черт подери, Калеб! О чем ты думаешь?
— О чем ты думаешь? — Он сердито смотрел в мою сторону, когда бросил вопрос обратно мне. — Я так и знал, что ты сделаешь какую-нибудь глупость. Вот поэтому я не мог спать вообще. Сидел у чертового окна и ждал. Сижу и вот вижу твою сумасшедшую задницу, пробирающуюся через двор!
— Как ты только смог пройти мимо охраны в пижаме с братьями Марио?
Он посмотрел на них, пожал плечами.
— У меня свои пути.
— Свои пути? — У меня не было на это времени. Отступая от него, я указала в сторону моста. — Ты должен вернуться назад, туда, где безопасно.
Он упрямо скрестил руки на груди.
— Только с тобой.
— О, ради богов! — Мое терпение лопнуло. — Мне не нужно это сейчас. Ты не понимаешь.
— Только не начинай с этого дерьма, "Я не понимаю". Речь не в понимании! Я о том, что ты пытаешься убить себя. Это самоубийство, Алекс. Это не храбро. Это не умно. Это не о долге или каком-то чувстве вины. — Его глаза широко раскрылись, когда что-то приземлился в двух футах позади меня.
Я обернулась, и в то же время Калеб схватил кинжал из моих штанов, а я вытащила пистолет. Это была она. Она стояла здесь в центре аллеи. Это была она... и не она. Это были ее длинные, темные волосы, которые спадали мягкими волнами, обрамляя ее бледное, мертвенно-белое лицо с высокими скулами и знакомыми губами. Но темнота была там, где должны быть ее глаза. Черные вены покрывали ее щеки, и если бы она улыбнулась, там был бы ряд острых зубов. Это была моя мама - даймон.
Шок увидеть ее - увидеть ее красивое, любящее лицо, искривленное в такой гротескной маске - заставило мою руку дрогнуть, мой палец подергивался на спуске. Это была она... но не она. Я знала, что оттуда, где она стояла, она никак не сможет защититься от выстрела в грудь. В руках у меня пистолет, наполненный титановыми пулями - полная обойма на самом деле. Я могла бы сжечь ее прямо здесь и все это будет кончено.
Она не двигалась, ни на дюйм. И сейчас она выглядела, как мама. Элементная магия скрыла даймона в ней, и она смотрела на меня своими яркими изумрудного цвета глазами. Ее лицо было все еще бледным, но не пронизанным толстыми венами. Она выглядела так, как в ту ночь, прежде чем она обратилась - улыбаясь мне.
— Лекси, — пробормотала она, но я слышала громко и ясно.
Это был ее голос. Услышать это - чудесно и ужасно для меня. Она была красивой, потрясающей, и очень даже живой - даймоном или нет.
— Алекс, давай сделай это! Давай! — Калеб закричал.
Быстрый взгляд назад подтвердил, что мама была не одна. Еще один темноволосый даймон сделал захват рукой вокруг горла Калеба. Он не шевелился, чтобы убить или пометить его. Он просто держал его.
— Лекси, посмотри на меня.
Не в силах сопротивляться звуку ее голоса, я повернулась к ней. Она встала ближе - достаточно близко, чтобы пуля оставила адскую дыру в ее груди. И достаточно близко, чтобы я уловила запах ванили - ее любимые духи. Мой взгляд скользнул по ее лицу, каждая черта его знакома и красива для меня.
Когда я смотрела в ее глаза, я вспомнила о странных вещах. Воспоминания о нашем лете, проведенном вместе. Тот день, когда она взяла меня в зоопарк и сказала имя моего отца, взгляд на ее лице, когда она сказала, что надо уходить из Ковенанта, и то, как она выглядела на полу в своей крохотной спальне.
Я колебалась. Я не могла отдышаться, пока смотрела в эти глаза. Это была моя мать - моя мать! Она меня вырастила, относилась ко мне, как к самой драгоценной вещи в мире. И я была ее всем – то, ради чего она жила. Я не двигалась. Сделай это! Она не твоя мать больше! Моя рука дрожала. Сделай! Сделай!
Крик разочарования вырвался из меня, и моя рука упала. Секунда, всего секунда прошла, а мне казалось, что вечность. Я не могла сделать это. Ее губы сложились в самодовольную улыбку. Калеб взвизгнул позади меня, а затем висок взорвался болью. Я скользнула в сладкую тьму забвения.
***
Я проснулась с жуткой головной болью и горьким привкусом во рту. Мне потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить, что произошло. Смесь ужаса и разочарования заставила меня подняться на ноги, в состояние боевой готовности, несмотря на пульсирующую боль на лице. Прикоснувшись осторожно к голове, я почувствовала шишку величиной с яйцо.
Чувствуя головокружение, я оглядела богато обставленную комнату. Кедровые бревенчатые стены, большая кровать, покрытая атласными простынями, плазменный телевизор, мебель ручной работы, все казалось мне знакомым. Это была одна из спален в хижине, которую мы посещали, та на которой я спала десяток раз. Горшок пурпурных цветов гибискуса стоял рядом с кроватью – мамин любимый. Она питала слабость к пурпурным цветам.
Шок и смятение. Я помнила эту комнату. О, боги. Это плохо. Нет. Я была в Гатлинбурге, Теннесси - более чем в пяти часах езды от Ковенанта. Пять часов. Что еще хуже, я не видела Калеба. Добравшись до двери, я остановилась и прислушалась. Ни звука. Я посмотрела на стеклянные двери, ведущие на палубу, но я никак не могла выбраться. Я должна найти Калеба... если он еще жив. Я подавила это. Он должен быть жив. Не может быть по другому.