Капудан-паша мрачно переводил взгляд с одного на другого, наконец, ему надоел спор и он поднял руку, призывая к тишине.
– Я принял решение. Почтенный Гассан-реис донес о расколе в стане кафиров. Они вцепились друг другу в глотки. Это нам на руку. Мы выступим против них. Если они примут сражение, разгромим их, как требует его величество. Если, увидев нашу мощь, неверные дрогнут и станут отходить, высадим войска на Корфу. Пертау-паша возглавит осаду крепости, а флот встанет на зимовку в ближайших гаванях. Весной нанесем удар по Венеции. И да поможет нам Аллах!
Османы, владеющие берегом, знали обо всех перемещениях христиан и спокойно дожидались, пока те доползут до Патрасского залива. Дон Хуан намеревался уничтожить османские базы снабжения в Морее и таким образом лишить боеспособности галеры врага, ибо те могли находиться в море без подвоза продовольствия не более пяти дней и двигались вдоль берегов от базы к базе.
Утром шестого октября капудан-паша перед построенными на берегу экипажами зачитал приказ султана, его напутственное слово, добавил кое-что от себя и войска принялись грузиться на галеры. К полудню вышли в море и, не ставя паруса, на веслах двинулись на запад. Для ночного отдыха остановились у порта Галата, где приняли последние подкрепления. Незадолго до рассвета флот, освещаемый сотнями фонарей, продолжил путь.
На рассвете идущие в авангарде берберы заметили дозорную эскадру Джованни ди Кардона. Через полтора часа, когда растаяла утренняя дымка и оба огромных флота предстали друг перед другом во всей своей мощи, одни и те же слова, призывающие помощь Всевышнего, прозвучали на испанской галере «Реал» и османской «Султанше». Корабли приступили к сближению.
Османы с самого начала оказались в более выгодном положении, они успели выстроить боевую линию, тогда как христианские галеры еще не все вышли из-за мыса Скрофа.
В хвосте плелись огромные неповоротливые галеасы. По плану дона Хуана они должны были занять позицию перед строем галер. Два галеаса под командованием братьев Амброджо и Антонио Брагадино почти догнали эскадру Барбариго, разместившуюся на левом, северном крыле христиан, но еще не вышли вперед. Третий галеас, пятидесятипушечный гигант «Сан-Лоренцо», самый большой гребной корабль венецианцев (командовал им Франческо Дуодо) и немногим уступавший ему в размерах собрат, пробирались между галерными отрядами испанцев и сводной итальянской баталией Марко Антонио Колонны, так же приближаясь к передовой линии. Пятый и шестой галеасы, приписанные, несмотря на отчаянное сопротивление Веньера, к правофланговой баталии Дориа, сильно отстали и все еще ползли вдоль северо-восточного берега Оксии.
Эскадра Веньера, которой предписывалось расположиться позади центральной баталии, выдвигалась на позицию крайне медленно и нестройно.
Османы не стали дожидаться, пока противник построится. Их фланги значительно нависали над христианскими и выдавались вперед, обгоняя центр.
– Ирония судьбы, – произнес дон Хуан, обращаясь к своим офицерам, – вы помните, господа, ведь совсем недалеко от этих мест, у входа в Амбракийский залив у мыса Акций сражались флоты великих римлян, Октаво Сезара и Марко Антонио?
– Интересно, знает ли об этом Колонна? – усмехнулся один из старших офицеров «Реала».
– Ну, полагаю, обязанности папского гвардейца довольно скучны. Не исключаю, что даже солдафон, подобный Колонне, с тоски примется читать древние хроники о делах полуторатысячелетней давности.
– А ведь тогда победил Сезар, ваша светлость, – задумчиво произнес один из офицеров, – а Марко Антонио бежал и позже наложил на себя руки.
Двое других переглянулись. Один из них на всякий случай перекрестился.
– Ты видишь в этом дурной знак, Рамон? – спросил принц.
Офицер не ответил.
– Марко Антонио погубила женская юбка, – напомнил дон Хуан, – нашему Колонне подобное не грозит.
Дон Хуан решил выказать себя рыцарем и обозначить флагман. Оторвавшись от подзорной трубы, он приказал:
– Отсалютуйте.
Грянула куршейная пушка «Реала» и рамбат[13], богато украшенный резными позолоченными фигурами голых греческих богинь, сатиров и тритонов, заволокло черным дымом.
– Храбрец, – отметил Муэдзини Али, – не боится показать себя.
Капудан-паша вытянул вперед руку с булавой, указывая своим офицерам на галеру главнокомандующего кафиров.
– Держать на этот корабль. И ответьте ему. Пусть не думают, что мы уступим неверным в чести и доблести
Дон Хуан с удовлетворением отметил появление на носу одной из турецких галер белого облачка[14] и закрыл забрало глухого, украшенного золотой чеканкой шлема-армэ.
Битва при Лепанто началась.
Османы не торопились открывать огонь, зная про низкую дальнобойность своих орудий, и первыми заговорили пушки северной баталии христиан. Уже третий выстрел «Латерны» нашел цель. Пятидесятифунтовое ядро проломило борт одной из передовых галер Сирокко, да так удачно, что та в считанные минуты пошла на дно. Флоты еще не сошлись в кровавой бойне, где за огнем и дымом не разобрать кончиков пальцев вытянутой вперед руки и гибель османской галеры видели все. Христиане возбужденно закричали, а турки зароптали.
– Дурное предзнаменование…
Османские барабаны, отбивавшие темп гребли, на несколько мгновений замолчали. Али-паша, нервно теребивший бороду, обернулся, увидел несколько бледных лиц, но паникера не вычислил.
– Еще слово и отрежу язык, – пригрозил главнокомандующий, не уточнив, к кому именно относится угроза.
Круглые, ощетинившиеся пушками, похожие на крепостные башни носовые надстройки галеасов братьев Брагадино плевались огнем, внося хаос в ряды османов. При промахах тяжелые ядра пенили море, взметая фонтаны воды, а каждое попадание обращало борта турецких галер в щепки. Снаряды рвали плоть, окрашивая деревянные брызги алым.
– Нужно как можно быстрее приблизиться к ним! – распорядился Сирокко, – на дальней дистанции мы не сможем противостоять такому огню!
– На воду – раз! – кричат надсмотрщики над гребцами-кандальниками.
Сто девяносто два гребца, как единый живой организм, встают и делают шаг, наступая на банку впередисидящего. Лопасти весел погружаются в воду.
– Два-а! – срывают голос надсмотрщики, нещадно обдирая кожу со спин нерасторопных кнутами.
Гребцы, с усилием откидываются назад и падают на свои банки, толкая галеру вперед. И вновь встают.
– Раз!
Слитный рев почти двух сотен охрипших глоток.
– Два!
Скрипят уключины, кипит вода за бортом.
– Алла-а-а!
Залп!
– …акбар!
Орудия пытаются отпрыгнуть назад, проверяя на прочность привязные канаты.
– Заряжай!
Помощники канониров выскакивают на шпирон, широкий надводный клюв-таран галеры. Дымящееся жерло изнутри увлажняют банником, остужая. Ковшом-меркой на длинной ручке засыпают порох, уплотняют прибойником. Теперь пыж и ядро. Порох в запальный канал. Фитиль.
– Огонь!
– Заряжай!
С момента открытия огня христиане успели сделать четыре залпа, османы – три. Первые турецкие галеры миновали галеасы братьев Брагадино. Амброджо приказал развернуть свой корабль так, чтобы продолжать бить главным калибром носовой батареи по обходящим его с севера османам. Гребцы левого борта пересели по направлению к носу и ворочали веслами в обратном направлении. Весла очень толстые, ладонями не охватить, а ручки для хвата расположены только с одной стороны и грести наоборот крайне неудобно.
У испанцев на веслах сидели каторжники, причем большинство – бунтовщики-мориски или пленные пираты-берберы. На венецианских галерах гребцы свободные, но на галеасах из пяти гребцов на каждом весле – четыре прикованных кандальника и только один загребной – наемник. Уж очень адская здесь работа. Весла ударили вразнобой, но все же тяжелый гигант начал разворачиваться. Галеас Антонио Брагадино остался на месте.
Эскадры столкнулись, вошли друг в друга, как зубцы двух скрещенных гребней для расчесывания волос. Огонь велся уже из всех стволов. Во все стороны. Трещало древо. Ревели пушки. Грохот стоял такой, что у моряков южной баталии, еще не вступивших в бой, закладывало уши. А они находились в трех милях от места сражения.