Чезаре очухался, поднялся на четвереньки, мотая головой. Увидев, что происходит, он бросился в бой и сразу же заколол первого из генуэзцев. Неблагородно, в спину. Не ощутил при этом не малейших угрызений совести. Вот теперь шестеро на четверых.
Диего, запутав своего противника финтами, рассек его бок простым горизонтальным «обезьяним» ударом, скользнув клинком по ребрам. Венецианец отшатнулся, наткнулся спиной на высокий забор и, непроизвольно раскрывшись, получил удар шпагой в живот. Вибора, словно затылком почуяв за спиной опасное движение, обернулся и успел парировать рапиру Чезаре одновременно шпагой и кинжалом. Венецианец, все еще сжимавший в левой руке пистолет, не долго думая, огрел им противника по голове. У Диего потемнело в глазах, он отшатнулся, и кончик рапиры рассек воздух в дюйме от его носа, едва не наградив мориска «испанским поцелуем».
Еще один венецианец судорожно вцепился в клинок, пронзившийся ему грудь. Его убийца, вырвав оружие, бросился на выручку Диего.
– Сдохни!
Чезаре отвлекся от отступающего мориска на нового противника и, не видя, что с Барбариго, закричал:
– Мессир, вы живы?!
– Да! – ответил флотоводец.
«Да убейте же его, кто-нибудь!» – подумал Диего, мотая гудящей головой.
Словно прочитав его мысли, оставшиеся генуэзцы с удвоенной энергией атаковали троих, еще живых, венецианцев.
– Смотрите, смотрите! – послышались крики из темноты.
По мостовой загрохотали подошвы башмаков.
– Именем короля, бросить оружие!
– Дьябло! – выругался Вибора.
«Этих-то откуда принес шайтан?!»
На этот раз явление солдат сюжетом представления не предусматривалось.
– Отходим! – закричал Вибора.
Генуэзцы бросились бежать.
– А ну, стоять! – кричал испанский офицер.
Грохнул выстрел. С десяток солдат бросились в погоню, а человек пять-шесть остались на месте побоища. Склонились над телами на мостовой, надеясь обнаружить живых. Офицер направился к Барбариго. Семидесятилетний флотоводец уже совсем выбился из сил, но по счастью, не получил даже царапины.
– Вы не ранены, сударь?
– Нет, хвала Господу, нет. Вы подоспели вовремя, мне уже начало казаться, что я ворочаю веслом, а не рапирой. Старость, что сделаешь…
Испанец еще раз бросил взгляд на трупы и пораженно пробормотал:
– Всем бы в старости иметь такую руку…
– О, я здесь не при чем. Преступники, которых вы видите, убиты моими товарищами.
– Вы знаете, почему на вас напали?
– Глупая ссора из-за азартной игры, – ответил Чезаре, вытирая клинок платком, – эти господа почувствовали себя неудовлетворенными и решили расквитаться.
– Разберемся, – пообещал офицер.
– Я узнал их главаря, – сказал Чезаре, – это люди Дориа.
– Дориа? – поднял бровь Барбариго.
– Именно так, мессир.
Барбариго задумался.
– Думаю, не стоит раздувать костер, Чезаре. Все это может плохо кончиться.
– Но, мессир…
– Я сказал, нет! – Барбариго положил руку на плечо своему офицеру, – пойми, завтра мы выходим. Сейчас не время и не место для следствия.
Чезаре возмущенно указал на покойников:
– А как же Паоло и другие?
– На все воля Господа, Чезаре. Остынь. Так надо. Наш враг – турки, а не Дориа.
Чезаре стиснул зубы, посмотрел на тела своих погибших товарищей и вдруг увидел возле них того самого солдата из таверны.
– Ба, это снова вы, сударь?!
Мигель, закрывший глаза одному из покойников, поднялся с колен.
– Так точно, сударь.
– Вы прямо-таки рука судьбы! Второй раз за день нас спасаете!
– В обоих случаях нет моей заслуги, – смущенно ответил Мигель.
– Позвольте усомниться. Я думаю, иначе. Почему же Господу было угодно именно вас направить сюда?
– Неисповедимы пути Его… А я здесь, все же, не при чем.
– Как вас зовут? – спросил Барбариго, тоже обративший внимание на солдата.
– Мигель, ваше превосходительство. Мигель де Сервантес Сааведра.
30 сентября, бухта Игуменицы, Эпир
Когда галеры христиан вышли в море, Дориа совершенно успокоился. Барбариго жив, план нехристей провалился. Получается, что он, Джанандреа, никого не предавал и не погрешил ни перед Господом, ни перед ненавистным Улуч Али. Безумие подобного сопоставления генерал-капитана не смущало. Он столь упорно убеждал себя в собственной невиновности, что поверил в нее совершенно искренне. Все, теперь уже никаких интриг, только сражение, а там, если Создателю будет угодно, он, наконец, убьет этого проклятого вероотступника Улуч Али, совершенно обезопасив свое честное имя от шантажистов.
Флот проследовал до Кротоне, там простоял неделю, из-за разыгравшегося шторма, после чего, совершив двухдневный переход, достиг берегов Эпира.
Слух о покушении на Барбариго распространился не слишком широко, но об этом, как и о том, кто же стоял за нападением, стало известно некоему офицеру в свите дона Хуана. Этот человек, дон Луис де Реквесенс, официально числился командиром одной из испанских галер, а на самом деле имел чин генерал-лейтенанта и был приставлен к дону Хуану лично его величеством Филиппом с целью пригляда за раздражительным и скорым в решениях братом короля. Репутацию выдающегося дипломата в глазах европейских монархов и даже великого визиря Османской империи, Хуан Австрийский приобрел не собственными талантами, а благодаря дону Луису, который служил его советником уже несколько лет, еще со времен подавления восстания морисков. Именно генерал-лейтенант посоветовал главнокомандующему указать место для стоянки генуэзских галер подальше от венецианцев.
Вот здесь-то, вдали от чужих глаз, пред очи Дориа вновь явился проклятый ренегат Гассан-эфенди. И, как ни в чем не бывало, напомнил генерал-капитану, что работа не доделана.
– Вы не смогли убить Барбариго, вините в том только себя, – огрызнулся Дориа, – я в ваших играх больше участвовать не намерен!
– На все воля Аллаха, – смиренно заявил Гассан и добавил, – а вождям христиан будет очень любопытно узнать, какую же роль играли в этом покушении вы, ваше превосходительство.
Дориа поморщился.
– Никто не поверит! Я не враждую с Барбариго, у меня нет мотива!
– Ну что же, тогда вам совершенно нечего бояться, – учтиво поклонился венецианец.
Генерал-капитан застонал.
– Что вам еще от меня нужно?
– Мне известно, что отряд венецианцев, пришедший с Крита, испытывает большую нехватку солдат.
– Да, вашими стараниями! – огрызнулся Дориа.
– Намекните дону Хуану, что было бы полезно пополнить команды этих галер испанцами. Такое предложение вполне уместно, никто вас ни в чем не заподозрит.
– Что вам это даст? – удивленно спросил Дориа.
– Может быть и ничего, – улыбнулся Гассан, – вы просто намекните.
Вот ведь ублюдочная тварь! У Джанандреа руки чесались придушить проклятого нехристя, тем более что после покушения, его тюремщик, двоедушец-мориск, исчез. Дориа так надеялся, что больше никогда его не увидит…
Впрочем, с намеком все сложилось как нельзя лучше. В бухте Игуменицы главнокомандующий устроил смотр флота. Комиссия генералов, куда вошел и Дориа, осматривала все галеры и галеасы, оценивая их готовность к сражению. Состояние большинства кораблей вполне удовлетворяло ожиданиям дона Хуана. Хуже всего дела обстояли в отряде Марко Квирини. Эта эскадра венецианцев пришла с Крита. Галеры Квирини, интенданта флота, единственного уцелевшего в Кипрской войне старшего офицера венецианцев, уже побывали в боях и понесли потери. Рангоут и такелаж побит турецкими ядрами, недостача в гребцах и моряках. Солдат морской пехоты и того меньше. Еще в январе Квирини перебросил с Крита на осажденный турками Кипр шесть тысяч венецианских пехотинцев, и теперь у него самого осталось всего по двадцать солдат на галеру. Матросов и гребцов тоже едва хватало. Часть галер, трофейные, турецкие, в ужаснейшем состоянии. Четыре из них дон Хуан забраковал совсем, повелев снять с них все ценное, в первую очередь пушки, весла и паруса, а команды распределить по другим кораблям. Тут и нарисовался со своим предложением Дориа.