– Ну, это надо весь архив Военно-морского флота перерывать, – без особого энтузиазма заметил кавторанг. – И еще не факт, что что-то найдешь там. Дело считалось совершенно секретным, в архиве об этом может не быть ни полстрочки...
– Ну а как же ты хотел? – спокойно возразил Баташев. – Вот возьми и перерой архив. Сам говоришь, что до выхода в море времени у тебя еще полно, а делать особенно нечего. И если ничего не найдешь, на меня в этом деле не рассчитывай. Я рисковать своими деньгами ради каких-то мальчишечьих бредней не намерен!
Мартьянов открыл было рот, хотел еще что-то возразить, но потом махнул рукой. Он хорошо знал характер своего однокашника и помнил, что если тот принял какое-нибудь решение, переубедить его будет практически невозможно. Собственно, он так и рассчитывал, что едет в Питер сидеть в архивах, так что слова Баташева не меняли ничего в его планах.
ГЛАВА 13
Весна в северных широтах весьма своеобразное явление. Здесь, за Полярным кругом, продолжительность светового дня увеличивается куда стремительнее, однако с каждым днем солнце на небосклоне поднимается не намного выше, поэтому тепла дает немного. Создается впечатление, будто бы дневное светило остыло за время зимних морозов и никак не может собраться с силами, чтобы напоить теплом стосковавшуюся по солнечным лучам землю.
В конце мая в Мурманске вовсе нет ночей. Солнце, сделав дневной круг по небу, ночью лишь приближается к линии горизонта, вовсе и не думая скрываться за ней, продолжая всю ночь озарять землю призрачным, негреющим, безжизненным светом. Так что человеку, который почти не смотрит на часы и которому не надо спешить на работу, иногда бывает мучительно трудно определить, какое же теперь время суток: день или ночь. На Севере сделать это тем более трудно, что низкие свинцовые тучи большую часть времени закрывают небо от горизонта до горизонта, и невозможно понять, где именно находится солнце.
Надо сказать, что праздношатающихся людей в Мурманске не так уж мало – это сошедшие для отдыха на берег матросы гражданских или военных судов. Специально к услугам находящихся в увольнении на берег мореманов в городе имеется множество круглосуточно работающих кафе.
В одном из таких никогда не закрывающихся заведений, расположенном неподалеку от гражданского порта напротив здания морского вокзала, сидели в неопределенный час суток двое мужчин. По загорелым, обветренным лицам в них без труда можно было узнать моряков, а строгая выправка, крепость и физическая мощь их тел заставляли предполагать в них морских спецназовцев, несмотря на самую обычную штатскую одежду. Столик, за которым они сидели, был накрыт скупо, но со знанием дела: помимо непременной копченой камбалы, вяленой трески, колбасы и стопки нарезанного мелкими ломтиками черного хлеба, там стояло несколько бутылок коньяка с красивыми заграничными наклейками и две небольшие изящные рюмки.
– Ну что, Полундра, за морской спецназ? – сказал один из них, тренированным жестом разливая по рюмкам багрово-красный напиток. – Хотя нас с тобой оттуда подчистую уволили...
– Спецназ и на гражданке спецназ! – сурово возразил Полундра, лицо которого багровело от выпитого коньяка и смугло поблескивало от пота. – Так нас отец-командир научил, так оно и есть.
Первый, в котором можно было без труда узнать мичмана Витю Пирютина, не стал с ним спорить, но ловким движением выпил коньяк и стал жевать кусок лежавшей перед ним копченой колбасы.
– Да уж, лихо нас, – хмуро констатировал мичман. – В один момент, что называется... Были военные моряки, а проснулись на другой день служителями селедочного флота. И сами заметить не успели, как это случилось.
– Спецназ везде спецназ, – упрямо повторил Полундра, выпивая свою рюмку. – Я на селедочном флоте никогда не служил и служить не буду!
– Как знать, – скептически заметил Пирютин. – Еще неизвестно, что именно наш командир для нас с тобой придумал.
– Наш командир нас в беде не бросит, – упрямо сказал Полундра. – Если с кем-нибудь из нас что случится, в лепешку расшибется, а выручит...
– Посмотрим, – без особого энтузиазма заметил мичман. – Кстати, в нашем городке ты уж сколько не был?
– Много, – хмуро отозвался Полундра. – Считай, скоро два месяца здесь ошиваюсь: от тех подъемных, что мне командир выдал, рожки да ножки остались...
– Понятно, – кивнул Пирютин. – Ты последнюю новость из нашего городка знаешь?
– Что?
– Наше гидрографическое судно уже перекрашивают...
– Да?.. – с непонятной для самого себя тревогой уставился на своего друга Полундра.
– А то как же! – горько усмехнулся мичман. – Андреевский флаг сняли, прежнее название закрасили... По документам это теперь прогулочная яхта, представляешь? Принадлежит какому-то дайвинг-клубу в нашем городке. И переведено в гражданскую часть порта. Лихо?
– А то! – с мрачным видом согласился Полундра. – Двух месяцев не прошло... Быстро дела делают, когда хотят!
Пирютин кивнул. Оба они налили себе еще по одной. Выпили молча. Степенно закусывали разложенной на тарелках снедью.
– Ты как, Полундра, здесь не скучаешь? – снова возобновил разговор мичман. – Не надоело в чужом городе болтаться?..
– Тебе вот много лучше в родном-то? – сердито отозвался старлей. И видя, что тот неопределенно пожал плечами, продолжал: – Ну не могу я!.. Все как в кошмарном сне совпало: и судно, и Наташка... Все разом!
– Больше не виделся с ней после ресторана?
– Только один раз, – с хмурым видом отвечал Полундра. – И с тех пор знать меня не хочет: говорит, я обещала этому...
– Да, старлей, мало ты ему костей переломал, – сочувствующе кивнул Пирютин. – Надо было совсем его убрать. Грех на душу брать, конечно, не хочется, но одной мразью на белом свете меньше бы стало... А здесь-то ты чем занимаешься?
– Да ничем, – сердито отмахнулся тот. – Вот так по забегаловкам сижу, в окно смотрю. Иногда пойду куда-нибудь, напьюсь как свинья... Не жизнь для меня без моря, понимаешь ты? Не жизнь!..
– А ты узнать не пробовал, – спросил мичман, – кто за всей этой продажей стоит?
– Пробовал, – с мрачным видом признался Полундра. – Да только разве можно тут что-нибудь узнать. В штабе флота на меня смотрят, как на пустое место. Был старлей-спецназовец, а теперь я для них нуль без палочки. Отставной моряк, да еще и под следствием за хулиганство.
– А командир наш здесь не появляется?
– Он где-то в Питере пропал, целых два месяца от него – ни слуху ни духу. Как контракт подписывали, выдал он мне сотню долларов подъемных, говорит: жди, отдыхай пока. Вот я и жду. И отдыхаю, как могу...
Полундра снова налил себе коньяку, выпил залпом; машинально, не глядя, взял с тарелки что-то, стал рассеянно жевать.
– Ну, по сотне долларов каждый из нас получил, – заметил Пирютин. – Там еще человек десять с нашего судна решили с флота уволиться, кавторанг с ними тоже контракт заключил. Наш командир не дурак, самых лучших ребят из группы боевых пловцов себе забрал. Представляешь? А кто же тогда во флоте служить будет? Что, одни салаги да старики?
– Разоряют флот, как могут, – мрачно констатировал Полундра.
– Кстати, ты не пронюхал здесь, в штабе, что за операция нам предстоит? – пряча свой интерес за маской равнодушия, спросил мичман.
– Спрашивал, конечно, – мрачно отозвался Полундра. – Да разве мне теперь кто скажет!.. Хотя у меня такое ощущение, что они и правда сами ничего не знают.
– Странно, – заметил Пирютин.
– Им в штабе едва про наше судно заикнешься, так у них рожи сразу каменеют. И – рот на запор, ни одного вразумительного слова.
– Они там все на продаже нашего судна руки себе хорошо нагрели, – заметил мичман. – Вот и теперь боятся, как бы чего не всплыло.