— Ой, сына приехал! — сразу радости сколько. — Исхудал-то как!
Ну, положим, не так уж я и исхудал, кормят от пуза по сравнению с маман, так что это она неправа, но я промолчу. А мать моя соловьем разливается, сразу заметно, с кем общается. Чувствую себя как на Привозе. Ну да успокоится, куда денется. Мне тут целый месяц греться, ибо Ленинград — место холодное, зато колыбель Революции, отчего некоторые дела проще решаются. Но о том молчок: НКВД не дремлет.
Гуляю по Приморскому, никого не трогаю, и тут вижу — идет босяк1. Сявка сявкой2, по сторонам зыркает3, буркала растопырив4. Точно гембель5 себе ищет, или же за интерес гуляет6. А за какой интерес можно гулять возле порта? Вот и мне интересно, потому топаю я за ним. И тут гляжу, он к пирсу швартуется7, чего-то высматривая. Ну нам совсем недавно комиссар речугу за бдительность толкал. Я шаг вперед и бац-бац — готов и без геволта8, тихий лежит, посетителя Валиховского переулка мне строит9.
— Что происходит? — милиционер вмиг просек10, что не все чисто.
— Опасаюсь, что шпион, товарищ милиционер, — докладываю я, представившись по форме. — Слишком внимательно он куда не надо смотрит.
— Вот как? — удивляется сотрудник милиции, а затем свисток достает.
Меня благодарят за бдительность, а босяка уволакивают. Он еще что-то кричит за краснопузых, увеличивая себе срок. А я топаю в сторону ресторана дяди Жоры, ибо могу себе разок позволить настоящую гефилте фиш11 поесть, о которой мечтал уже, почитай, весь год. Вот сейчас и поем, как человек, если еще кто не подвернется.
Но, видимо, это был единственный сюрприз, и ко мне еще и претензий нет, что совсем хорошо. Хочу после училища на крейсер попасть, чтобы по службе двинуться, да и по слухам, там паек лучше. А чтобы с хорошим местом вышло, черных пятен на репутации быть не можно12. Оттого блюду себя13, как целка14 перед свадьбой.
О летнем происшествии мне только в училище потом напоминают. Что, дескать, проявил комсомольскую сознательность и задержал опасного врага народа, рискуя жизнью. Ну уточнять, что рисковал я жизнью босяка, ибо у того угрожалка еще не выросла, босяк же, я не стал. Так что, можно сказать, фартануло15 мне — отметили в бумагах.
Луна
Мускулюс16 пекторалис, мускулюс латиссимус дорси, мускулюс флексор карпи радиалис… Как это все запомнить? Ос17 фемур, ос тибия, ос коксае… Сижу учу анатомию. Хорошо учу, потому что я должна быть лучшей. А хочется забиться куда-то поглубже и плакать, но нельзя. Теперь-то я понимаю, почему родители мне документы на другую фамилию дали — защищали они меня так.
Мамочка перед арестом успела весточку послать о том, что папочку по навету арестовали, поэтому мне надо сидеть очень тихо и хорошо учиться. Бог весть что нас ждет всех. На дворе тридцать седьмой год, а я очень надеюсь до тридцать восьмого дожить. Страшно просто до судорог, а еще, говорят, много военных похватали, мол, троцкисты, а папа всегда за товарища Сталина был! Но рот открывать я боюсь, потому что маму тоже арестовали.
Вместо этого я изо всех сил учу анатомию, затем у нас физиология начинается, пропедевтика и еще множество не самых простых слов, но я учусь, стараясь не думать о прочитанном в газете. Все вокруг знают, что такое «десять лет без права переписки», и я тоже знаю, поэтому… Нет у меня больше родителей, и дома родного тоже нет. Папочка, сделав мне документы на новую фамилию, спас мне жизнь. Осознавать же, что родителей просто-напросто нет, очень сложно.
Я пытаюсь принять этот факт — и не могу. А тем временем меня замечает ведущий хирург нашего факультета, и времени у меня вдруг не остается больше ни на что. После института меня теперь учат держать скальпель в руках, поэтому я работаю изо всех сил. Так проходит тридцать седьмой, за ним и тридцать восьмой, а затем, будто гром с ясного неба, — внезапно обнаруживается, что папа был не виноват. И мама тоже. Но поздно обнаруживается, потому что их успели расстрелять. НКВД, получается, не всегда на стороне народа, а может так случиться, что совсем наоборот.
На практику меня направляют в Ленинград, и вот именно там я внезапно встречаюсь с моряком. Курсант училища сам подходит ко мне, внимательно разглядывая, а я совсем не чувствую страха, как будто даже узнавая его.
— А шо такая девушка делает посреди проспекта одна? — с характерным южнорусским говором выдает курсант.
Я поднимаю на него взгляд, и… Пожалуй, с этого момента начинается наше «мы».