Гарри
Похоже, как раз учиться я не люблю, но вот летать… Инструктор говорит, что я будто в небе родился. Мне очень нравится именно летать, просто душой отдыхаю от бесконечных занятий. Ну вот кто скажет, зачем мне знать, как устроен «ишачок»? Я его что, чинить в полете буду? Но нужно знать, потому что экзамены, а учиться я должен отлично.
Тут ведь вот какая закавыка: отличников сажают на новые самолеты, более маневренные, более современные. А летать на том же «Яке» не в пример интереснее, хотя он капризный, как младшая сестренка. Но зато скорость там какая! Вот я и стараюсь изо всех сил, чтобы быть лучшим, хотя от количества формул уже голова пухнет. Кто бы знал, как описывается посадка самолета…
Но летать хочется до дрожи, а чтобы допустили до полетов, надо сдать всю теорию. Ну и в город выпускают, конечно, как без этого. Домой, правда, только на каникулы, но ждут меня так, что два месяца пролетают совершенно незаметно. Все-таки большая семья — это здорово.
— Смотри, девчонка какая, — показывает мне друг, с которым мы с того самого первого поезда не разлей вода. — Красавица просто.
— Нет, что-то душа не лежит, — качаю я головой.
Действительно, я будто ищу кого-то, так и не находя пока. Хорошо, что шуток на эту тему в училище нет. Но вот на какую девчонку ни посмотрю — не то, и все. И красивые, и согласные даже встречаются, но вот не то. Не могу я понять, в чем дело, вот так. Знаю только — если увижу, сразу же почувствую. Значит, надо учиться, а девушки… вот училище закончу, разберемся и с девушками.
А вот когда наступают зачетные по пилотажу — я счастлив, потому как инструкцию знаю, но само удовольствие от фигур, от движения, взлета-посадки, да даже учебного боя, в течение которого инструктору так и не удается сбросить меня с хвоста… Это ни с чем не сравнимое наслаждение. И машина будто чувствует мои эмоции, чутко реагируя на каждое движение.
В одно из воскресений нас на экскурсию направляют. На центральный испытательный полигон, чтобы посмотреть на новинки техники. И вот там я вижу машину, в которую с ходу просто влюбляюсь. Я подхожу, глажу ее, и кажется мне, самолет отвечает.
— Что, курсант, хочешь попробовать себя? — подходит ко мне кто-то в гражданском.
— Конечно! — я с надеждой смотрю на неизвестного, а он уже кому-то говорит, что под его ответственность.
И вот спустя буквально полчаса мои чуть подрагивающие руки уже сжимают ручку. Ревет мотор, я вспоминаю все то, что мне только что объясняли, руля на старт. И в тот самый момент, когда мощная машина застывает на старте, в меня будто кто-то вселяется — я уверенно поднимаю самолет в воздух, от счастья закрутив все фигуры пилотажа, которые знаю.
Ни с чем не сравнимое наслаждение. Приземлившись, я удостаиваюсь похвалы и рассказываю о своих впечатлениях тому самому мужчине в гражданском. Разумеется, только в превосходных словах. Действительно же чудесная машина!
Гермиона
В комсомол меня принимают с ходу, конечно же, так что в девятый класс я уже комсомолкой иду. У папы и мамы непростая пора — врагов народа расплодилось просто видимо-невидимо, ну а я хожу на занятия летные и отлично учусь в школе. Папа говорит, надо решать заранее, куда я дальше. То есть НКВД от меня не убежит, но нужно подумать об еще одной специальности, мало ли что.
Папа всегда прав, я знаю это совершенно точно, но вот куда можно пойти и чему учиться — это от меня пока сокрыто. Мамочка говорит, что спешить не надо, и берет меня на сортировку обращений граждан к себе в управление. А «обращения граждан» — это доносы. Их сотни, этих доносов, и в чем только ни обвиняют друг друга наши дорогие товарищи… заметив одинаковый почерк на двух десятках бумаг, я иду к маме в кабинет.
— Мама, — обращаюсь к ней, не заметив, что в кабинете еще кто-то есть, — эти бумаги писал настоящий враг, желающий ослабить производство танкового завода.
— Ну-ка, — мама вмиг становится серьезной, беря в руки листки. Она задумчиво рассматривает их, а я комментирую по каждой, ведь доносчик пишет конкретно, с фамилиями, при этом меры явно не знает. И каждый раз подписывается разными именами, вот что интересно.
— Что там? — подает голос кто-то за моей спиной, отчего я взвизгиваю, оборачиваясь. Ого… Я поспешно здороваюсь.
— Дочка права, — констатирует мама, — эти обращения писал враг. Вредитель, а может, и шпион.
— В таком случае… — большой начальник куда-то названивает, а я отхожу на диван, чтобы не отсвечивать. Мама моя напряжена, кого-то инструктирует, кому-то что-то говорит. Я же жду возможности улизнуть. — Стоять, — приказывает мне командир с петлицами майора госбезопасности. — Тебе сколько лет?