Часа в три матрос обращает мое внимание на самолеты. Гул накатывается со стороны Румынии, а я внимательно вглядываюсь в светлеющее небо. Множество самолетов видно в бинокль едва-едва, но они точно не за хлебом пришли, уж бомбардировщик от пассажирского я отличить могу.
— Боевая тревога! — командую я. — Якорь поднять, быть готовым к выходу.
— Товарищ лейтенант, вас под трибунал отдадут! — восклицает старший офицер, но сейчас я главный, мне и отвечать.
— Ты доживи сначала, — хмыкаю я, а по кораблю звучат колокола громкого боя. — Радио в штаб: наблюдаю бомбардировщики противника, принимаю бой.
— Твою же… — вздыхает он, начиная командовать. «Москва» разводит пары, а я даю длинный непрекращающийся гудок, будя базу флота.
Спустя несколько минут ко мне подключаются остальные корабли дивизиона. Значит, не спят, молодцы. Потом все ответим, а пока я командую зенитным расчетам. «Москва» еле заметно вздрагивает, а затем трогается с места, медленно набирая ход. Встречать налет в бухте — форменное самоубийство. С берега сыплются запреты, какие-то приказы, но мы уже в бою.
— Огонь открывать без команды, — приказываю я. — Под мою ответственность! Выключить ходовые огни!
Зенитные расчеты рапортуют, а я молюсь про себя всем богам, чтобы милую мою не задело. Вот и отдельные самолеты можно различить, а вот видят ли они нас, тот еще вопрос, но границу бомбардировщики точно нарушили. Остаются последние мгновения, когда еще можно отменить приказ, но я уже уверен — это война.
— Огонь по готовности, — спокойно приказываю.
— Понял, — кивает мне начальник зенитчиков. Спустя мгновение «Москва» начинает дрожать от слаженной работы всех орудийных и пулеметных расчетов, а затем в нас летят бомбы.
— Право на борт, — спокойно уже командует старший помощник. — Зенитчикам упреждение правильно выбирать.
Разумеется, мы не можем в одиночку остановить эдакую армаду, но к нам присоединяются выходящие из базы другие корабли дивизиона, а вослед начинают стрелять все, кто может, да и с берега подхватывают. Вот один загорелся, второй падает, пикировщик, включив сирену, так в бурлящее море и сваливается. Я уже не вполне понимаю, что и где происходит, а бой все не кончается, но, похоже, бомбардировку базы мы сорвали, потому что уцелевшие самолеты вываливают свой смертоносный груз в море, ложась на обратный курс.
— Отбой боевой тревоги, — устало командую я, оглядываясь по сторонам.
Зенитчиков зацепило, конечно, перевязываются сидят. Но никто не погиб вроде бы. И город не тронули. Старший помощник командует радио на базу об отражении провокации против места дислокации, а потом ошарашенно кладет трубку. Он бледен, на лице удивление навскидку четвертой степени. Что же ему сказали там?
— Объявили благодарность командующего, — объясняет ожидавший разноса командир. — Это война, лейтенант.
— Тоже мне новость, — хмыкаю я. — Надо бэ-ка пополнить и опять в море. Кто знает, кого нелегкая принесет?
— По местам стоять… — опять звучат команды, мы возвращаемся в базу.
Да, при прежнем командующем нас бы сначала расстреляли, а потом стали бы разбираться, а тут мы, получается, на коне. Ну а раз бледный вид делать не будут, надо брать от жизни все. С этими мыслями я схожу на берег, чтобы обнять мою любимую женщину. Можно сказать, первое испытание мы выдержали.
Луна
Война начинается для меня не голосом Молотова, как для иных, а заунывным, отчаянным сигналом корабля любимого. Услышав его, я сразу же припоминаю все, что говорилось, и не рассуждая прячусь в подвал. А вот снаружи уже слышна работа и пулеметов, и пушек, что-то взрывается, что-то громко визжит, приближаясь. Страшно до ужаса, но по берегу пока не попадают, хотя зенитка уже работает.
А затем — будто в уши вату напихали. Тишина такая, что я поначалу испугалась даже. Но затем вылезла, увидела, что все цело, и к пирсу понеслась — милого встречать. Если и арестуют, то хоть обниму на прощанье. Но вот арестовывать его, похоже, никто не хочет.
— Так и не расставалась бы с тобой, — признаюсь я ему.
— Придет время, и не будем, — улыбается он мне.
Очень хочется, чтобы такое время поскорее настало, ну а сейчас мне надо в госпиталь, а ему обратно на корабль, потому что это действительно война и ничего тут не поделаешь. Мне нужно работать, милому защищать меня от подлецов, желающих разбомбить госпиталь.
— Применить меры маскировки медицинских учреждений, — звучит приказ главврача. — По данным из Одессы, в первую очередь фашисты бомбят госпиталя и больницы.