— Ясно, — вздыхаю я, понимая, что легко не будет.
И действительно, налет следует за налетом, уже и береговая зенитная артиллерия принимает бой, но бомбы на город по-прежнему не падают. Молодец мой любимый, ведь это он потребовал усилить зенитное прикрытие. Вот он, результат его работы, его усилий — никто сегодня не погиб, хотя сарафанное радио совсем грустные вести доносит из других мест.
Проходит день за днем, но враг очень силен, отчего поступает приказ формирования морской пехоты. Понятно, что мужа туда спихивают, все-таки не любят его. А я прошусь с ним, и это неожиданно позволяется, поэтому вскорости я ухожу с нашими моряками на войну. Любимый, правда, этим недоволен, но тут ничего не поделаешь — приказ подписан. А вот когда он узнал, таким сердитым был, ужас просто.
Ничего, закончится война, все у нас будет. А закончится она быстро — вот соберутся наши с силами, ударят вражину покрепче, и полетит подлый враг отсюда куда подальше. А там и мы к нему в гости придем. Я точно знаю, что так будет, потому что это правильно. А раз правильно, значит, будет обязательно, и никак иначе.
Гарри
В это воскресенье, как и в каждое, мы с милой гуляем в Сокольниках. Я ее почти на семь лет старше, но это никого не смущает. Мы гуляем, едим мороженое, рассматриваем счастливых людей… Вон выпускники пошли, кстати. Милая моя хочет после школы в институт языковой отправиться, а я ее всегда поддержу. Здорово же, учить языки, да и по службе точно пригодится.
— Через неделю, наверное, документы пойду подавать, — задумчиво произносит любимая. — Как-то мне не по себе, — признается она.
— Это обстановка после заявления ТАСС нервная немного, — улыбаюсь я.
На днях мой самолет куда-то укатить хотели, так я такой шум поднял, чуть ли не до Ворошилова дошел, а чересчур хитрый дядя на нары загремел. Выслужиться он хотел перед замнаркомом авиации. Теперь перед белыми медведями выслуживаться будет. Ибо машина отличная, да. Какие-то странные идеи появились о перевооружении, причем поставить взамен пушек хотят пулеметы. Правда, докладную по линии НКВД я уже написал, пусть разбираются, враги народа — это по их части.
— Пойдем еще по мороженому? — предлагает самая любимая на свете девочка.
— Конечно, — соглашаюсь я, и в этот момент звучат позывные «Внимание всем».
Привычно бросив взгляд на часы, отмечаю время — четверть пополудни, а из репродукторов уже звучит «важное правительственное сообщение». Я обнимаю свою любимую, а внутри все сжимается от предчувствия. Плохое у меня предчувствие, нехорошее.
— Граждане и гражданки Советского Союза, — уверенно произносит товарищ Молотов, и площадь замирает.
Подавшиеся к репродукторам люди слушают речь главы советского правительства, а я понимаю, что жизнь уже разделена на мир и войну. «Они» все-таки напали.
— …Сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города… — звучат грозные слова из серых раструбов.
Победа, конечно, будет за нами, но какой ценой? Впрочем, мое дело сейчас проводить любимую и двигаться в сторону аэродрома. Война началась, значит, будут пытаться прорваться к столице, а здесь моя любимая, мама, младшие. Я не пропущу гадов! Ни одного!
— Пойдем, я провожу тебя, — предлагаю я ей.
— В наркомат, — кивает мне любимая. — Раз война, то мне в наркомат надо, а тебе…
— Дан приказ… — напеваю я, и она соглашается, только война уже не Гражданская, а Отечественная.
У нас немногим меньше часа, чтобы побыть еще вдвоем. Точно не в последний раз, но как сложится дальше, не может предсказать никто. Поэтому я обнимаю любимую, как в последний раз. Я пока не знаю, что еще целый месяц налетов не будет, зато потом станет жарко. Я многого еще не знаю, но верю в нашу победу. Я верю, что мы победим, потому что иначе не может быть. А сейчас я провожаю любимую свою девочку в ее наркомат, чтобы затем самому отправиться на аэродром и взлететь, прикрывая столицу.
Мы спускаемся в метро, я вижу улыбающихся молодых людей, парней и девушек, думающих о том, что война будет легкой прогулкой, искренне надеясь на то, что песня окажется правдой, но… Есть у меня чувство, что просто не будет. Я же помню, как оно было в Финляндии, а тут… Но об этом надо молчать, а то беду накличу.