И вот ночной вылет. Тихая безлунная ночь, только мы летим вдоль нитки железнодорожного пути, чтобы бомбить фашистов. И первая бомба, первый взрыв, первое «Ура!» запоминаются навсегда, на всю жизнь. Теперь я бью гадов, за тебя бью, Леночка, за тебя, мамочка… И за папочку тоже. Фрицев надо вбить в землю, и я вобью их! Пусть дрожат, гады!
— Лерка, смотри, что это? — вдруг вскрикивает моя летнаб. — Вон там, возле поезда!
— Вижу! — киваю я, делая то, что совсем запрещено.
Я иду на посадку, потому что у разбомбленного поезда, полного неживых, судя по панамкам, детей, кто-то шевелится. Садиться на вражьей земле запрещено, но мы просто не можем, не имеем права оставить ребенка умирать. Так у нас появляется воспитанница. Совсем юная, она почти не разговаривает, совсем не ходит, но мы ее никому не отдадим. Я так комполка и говорю — не отдадим! И нам разрешают.
Ночью мы бьем гадов, а днем занимаемся малышкой, ставшей всем нам дочерью. Чудом выживший ребенок увидит павший Берлин, я все для этого сделаю!
Колин
— Товарищи, нам нужно знать правду! — товарищ майор ГУГБ НКВД рубит слова как топором. — Много лжи течет в Москву!
— Боятся правду сказать, — мой друг и коллега Серега Сухопаров вздыхает.
— Потому вы поедете в действующую армию! — начальника явно взгрели на самом верху, вот он и бесится.
— Где нас по-тихому и прикопают, — не может молчать Серега.
— Военными корреспондентами, — ухмыляется товарищ майор.
А это мысль, причем хорошая очень, военкор — отличное прикрытие для работы контрразведки, в которой мы и состоим все. Мне даже проще — я журфак заканчивал, так что работу знаю. Оказывается, начальство тоже все помнит, потому я получаю удостоверение корреспондента аж «Красной Звезды» с пожеланием статьи сначала показывать начальству. Ну это я и сам понимаю, не маленький.
Мы разъезжаемся разными путями, уже одетые в «обычную» форму, командирскую, конечно, но точно не НКВД. Нам предстоит принести в Москву правду о том, почему войска пятятся. На крайний случай у каждого есть и другая бумага, но она действительно на самый крайний случай. А пока… Пистолет-пулемет выдают, чего обычным военкорам чаще всего не положено, но нам просто надо, мало ли что.
И вот поезд уносит меня на уже очень близко к столице подбирающийся фронт. Я стараюсь разговаривать с людьми, набрасывая статью о тех, кто едет на фронт, чтобы показать, как народ, в едином порыве… Вот и девчонка-санинструктор со всеми едет. Лет восемнадцать ей всего, и не жила еще, а уже рвется спасать бойцов, чтобы они поскорее вбили в землю фашистскую гадину.
Я осиротел совсем недавно, и месяца не прошло. Родители, уже старенькие, и оба младших брата уезжали в эвакуацию, да, видно, не судьба. Налетели стервятники — и как не было родных. Подруги у меня нет, не обзавелся как-то, так что один я. Погибну, так никто и не вспомнит, только друзья помянут, разве что. Но дело у меня важное, поэтому скользит карандаш по бумаге, объемно выписывая каждого из будущих героев.
— Товарищ Савинков? — на станции меня встречает особист, прямо в привычной форме. — За вами машина пришла из штаба.
— Мне бы на передовую, — объясняю я. — Задание у меня.
— Мы с вами встречались, — негромко говорит он мне, помогая усесться в «Эмку». — В тридцать девятом, на параде.
— Понял, — киваю я. — И?
— Работайте спокойно, товарищ военный корреспондент, — скупо улыбается он.
Хорошо, когда такие понимающие попадаются. Да и в помощь будет он мне, если что. Но, надеюсь, все пройдет нормально: наберу информацию, тисну статью и отправлюсь восвояси. Так я думаю еще часа два, а затем…
— Командира убили! Танки! Танки прорвались! — панические вопли слышатся слева и справа.
Я даю очередь в воздух, обещая расстрелять каждого, кто побежит, организовываю людей и… кипит бой. Подумать только, всего несколько минут назад я брал интервью у командира батальона, а вот уже командую остатками подразделения вместо него. Но так правильно, и выхода нет, потому что, если я дам слабину — будет паника, а она на войне последнее дело.
Вот и держимся мы — час, два, а людей все меньше, но тут вдруг появляются наши танки, и становится попроще. Расслабившись, я утрачиваю осторожность, потому открываю глаза уже в санбате, где за мной ухаживает та самая санинструктор из поезда. И, глядя в глаза совсем юной девчонки, я знаю — победа будет за нами.