Мама, конечно, против, но батяня на моей стороне. А чего? Правильно, страну защищать кто будет? Он мне даже о курсах шепнул, Осоавиахима. Ну вот именно там меня заметили, очень порекомендовав. Талант, говорят. Ну комсомол меня почти в приказном порядке направляет, потому и рассказать-то нечего.
Обнять на прощание маму, расцеловать младших — и на поезд. Ну а чего рассусоливать? Ехать долго, а в поезде знакомлюсь с ребятами, тоже готовыми защищать нашу страну в небесах. Мы делимся планами и местами, а я чувствую беспокойство за младших — как они там? Привык я к тому, что младшие есть всегда, вот и беспокоюсь.
— Чего приуныл? — интересуется Сашка, мы только что познакомились.
— О младших своих думаю, — улыбаюсь я. — Как они там?
— Так ты старший брат! — понимает он, а затем признается: — А я как раз младший, представляешь?
И дальше мы разговариваем о семьях, сестрах-братьях, ну и о том, что нас ждет впереди, мне это кажется очень важным. Сашке, кстати, тоже, поэтому здесь начинается наша дружба. А поезд идет и идет.
Ночь проходит спокойно, а утром внезапно обнаруживается, что мы прибыли. Нас, полусонных, буквально выкорчевывают из вагонов, скомандовав строиться. Мы и строимся, насколько это возможно, под скептическим взглядом командира, за нами наблюдающего. Затем он командует начать движение, что оказывается не так просто сделать, но мы справляемся и неким подобием строя движемся, куда сказано.
Очень, получается, интересно. В небе крутит фигуры пилотажа одинокий «ишачок», поэтому мы заглядываемся наверх, но при этом мне очень хочется в небо. Будто ждет меня там что-то — вот хочу оказаться там, и все. Отчего я себя именно так чувствую — не понимаю совершенно. Возможно, дело в том, что мне небо в принципе нравится?
Гермиона
Я любимая младшая сестричка и папина дочка. Очень любимая и хорошая, и братик, и папа мне это часто повторяют. Ну и мамочка тоже, поэтому я стараюсь соответствовать — хорошо учусь, в пионеры меня приняли и в пример ставят. Но я, конечно же, помогаю всем, кто просит, поэтому у меня много друзей.
Сегодня я иду в Осоавиахим, папа разрешил мне научиться летать. Папа работает в НКВД, и мама тоже, поэтому у них получилось договориться. Я сама захотела, потому что это возможность вырваться из стереотипов о том, что женщины обычно в медики идут, а я вот летчицей буду! Это, наверное, очень интересно — в небе летать! Вот и попробую, а потом папочка меня с собой на работу возьмет, он обещал. Посмотрю на то, как настоящих врагов народа находят.
У папы на работе есть дядя Саша, он хороший очень, рассказывает мне, какие шпионы плохие, как они под нормальных людей маскируются, это тоже очень интересно. Когда вырасту, наверное, пойду в НКВД работать, чтобы ловить всяких шпионов, так, по-моему, правильно будет.
— Девочке парашют, — негромко говорит какой-то седой товарищ. — И на вывозной.
— А что это такое? — интересуюсь я, с интересом разглядывая летное поле.
— Это значит, юная пионерка, — хмыкает он в ответ, — что тебя вывезут покатать на самолете и будут оценивать, не станет ли плохо в воздухе.
— А… Хорошо, — киваю я.
Они пилоты, им лучше знать, как правильно, поэтому мне стоит просто быть тихой и послушной. Ну еще по сторонам поглядывать, а то вдруг где подлый шпион спрятался? Ну вот, я смело залезаю в У-2 — это биплан такой, позади меня пилот сидит. Сейчас… Вот вертится уже винт, вот он разбегается и взлетает в небо. Хочется визжать, но я держусь изо всех сил, потому что нельзя же, еще подумают, что я себя вести не умею, и будет совсем некрасиво. Поэтому я креплюсь, но это так прекрасно, так здорово — лететь! Просто слов нет, чтобы выразить мою радость от ощущения полета. Может, в пилоты пойти, а не в НКВД?
Глава вторая
Рон
Когда я думал, что буду учиться в Севастополе, то оказался сразу не прав. «Парижская Коммуна» высадила нас, а оттуда медленно и печально поездами повезли прямо в Ленинград, потому как училище в Севастополе на уровне идей пока. Слухи есть, а дома нет. Пока я бросал брови на лоб, нас распихали по теплушкам — и чух-чух.
Ну а в Ленинграде уже и форму выдали, и построили в две шеренги, принявшись учить ходить строем, раз такие умные. Паек хороший положили, спать есть где, бледный вид никто не делает — рай просто. Ну там узлы вязать, буковки писать, экзамены опять же. Летом домой отпускают, мать повидать. Я такой из себя уже моряк — форма, строевая, приветствия патруля. Патруль сначала хотел доколупаться, но передумали. Ну а что? Приехал моряк на побывку, так его что, на кичу?