— Это должна быть наша последняя ночь на какое-то время. Надеюсь, всего на неделю. Но я… мне нужно…
Она приложила пальцы к моим губам.
— Я понимаю. Так что давай максимально используем то время, которое у нас есть, хорошо? Я хочу провести с тобой ночь. Это нормально?
— Боже, да, конечно. Нет ничего, чего бы я хотел больше, чем этого.
Она сделала глубокий, прерывистый вдох, казалось, пытаясь успокоиться.
— Хорошо. Ладно. Так как насчет того, чтобы выйти на веранду?
Я улыбнулся, чувствуя восторг от того, что она собирается остаться.
— У меня есть зефир, — сказал я. — Хочешь поджарить немного сморов? (Смор — традиционный американский десерт, состоящий из поджаренного маршмэллоу и плитки шоколада, зажатых печеньем с двух сторон)
Она выдохнула и одарила меня проблеском улыбки.
— Определенно.
Я вернулся на кухню и схватил пакет с зефиром, несколько плиток шоколада и коробку крекеров. Мы вышли на веранду, и я придвинул пару стульев к костровой яме. Лили молчала, пока я разжигал огонь. Когда я посмотрел на нее, она смотрела на лес, где золотые лучи заката струились по деревьям. В лесу все выглядело так, словно было позолочено.
Я побежал обратно, взял тарелку и выложил ингредиенты для сморов. Лили, казалось, была глубоко погружена в свои мысли, и я не прерывал ее. Уверен, что она думала о моей известности. Конечно, она этого не ожидала.
Интересно, думает ли она, что это повлияет на ее собственную жизнь?
Мне хотелось бы этого, как только мне станет лучше. Сама мысль об этом поразила меня, но не настолько, чтобы вызвать страх. Вместо этого пришел… покой. Это казалось правильным. Я хотел забрать ее из этого леса, привезти домой, в свою квартиру… Нет, я там больше не живу. Я помассировал висок. Привезти ее в особняк, который я недавно купил и которым даже не насладился. Я хотел привести ее туда, узнать ее секреты, позаботиться о ней, сделать ее своей.
Небо над нами приобретало глубокий оттенок индиго. Маленький костерок затрещал.
— Тебе нужно одеяло? — спросил я.
Лили покачала головой.
Я снова почувствовал нервозность рядом с ней, как в первые несколько раз, когда мы тусовались.
— Полагаю, ты собираешься посмеяться над моими навыками бойскаута, — сказал я, указывая на небольшую яму для костра, которую зажег спичками. — Конечно, обычно я предпочитаю разжигать огонь с помощью кремня, но здесь его мало. Первое правило бойскаутинга — ты должен обходиться тем, что у тебя есть.
Она тихо рассмеялась и подняла брови.
— Бойскаутинг?
— Да.
— Думала, первое правило бойскаутов — всегда будь готов.
— Верно, но если это не так, все равно разберись. Заставь это сработать. Это напечатано мелким шрифтом. Что-то вроде поправки к первому правилу.
— Ах, понимаю. Ну, ты знаешь правила бойскаутинга лучше, чем я.
Она придвинула свой стул ближе к моему, и я расслабился. Все казалось менее неловким, менее напряженным, чем несколько минут назад.
— Я люблю когда в сморе два зефира. А ты?
Она улыбнулась и кивнула. Я расслабился еще сильнее, мои плечи опустились. Она встала, схватила шампуры, лежавшие на краю ямы для костра, и насадила на кончик каждого по зефиру, протягивая один мне. Мы сидели в тишине, пока зефир шипел и становился золотистым, а сладкий, приторный запах поднимался в воздухе вокруг нас, смешиваясь с дымом от костра.
— Расскажешь мне о Райане? — тихо попросила она.
Я вздрогнул, взглянув на нее.
— О Райане? — спросил я, мой голос дрогнул.
Она кивнула, в ее глазах было что-то такое, что мне было трудно истолковать. Печаль? Я глубоко вдохнул дымный, сладкий воздух, вытаскивая шампур из огня, когда понял, что мой зефир чернеет. Она уже сняла свой зефир с огня и осторожно отламывала кусочек пальцами. Она положила его в рот, но, похоже, не получила от этого никакого удовольствия.
— Как он умер? — прошептала она через минуту.
Я отложил шампур и несъедобный зефир в сторону и, уперевшись локтями в колени, посмотрел на огонь. Что-то в прыгающем огне успокаивало меня, почти гипнотизировало.
— Он упал. Он упал и разбился насмерть.
Я сделал паузу, все еще не глядя на Лили, но я мог чувствовать ее успокаивающее присутствие прямо рядом со мной.
— Мы были на вечеринке. Или… он был. Они все…
Я поморщился, туманное воспоминание, которое я пытался отодвинуть в сторону, протянуло свои тонкие пальцы по моему мозгу, вдавливаясь в мою плоть, заставляя голову пульсировать.
— Он был так чертовски несчастен в те месяцы, которые предшествовали этому.