— Они практически усыновили меня, хотя у них было не так много денег. И как только поняли, что происходило у меня дома, мистер Скотт навестил моего отца. Не знаю, что он сказал, но после этого мой отец в основном игнорировал меня. В основном.
— Так они все-таки защитили Вас?
— Да, — выдавил я. — Да, они это сделали.
— И они скончались за год до Холдена? — спросила она.
Я кивнул, комок подкатил к моему горлу.
— Они были в возрасте. Холден — поздний ребенок. — Это сильно ударило по нам обоим. Иногда мне казалось, что я воспринимаю это даже тяжелее него… Но я также знал, что это было одной из причин, по которой Холден пристрастился к таблеткам, почему они были так привлекательны для него.
— Я понимаю, почему Вы были так привязаны к Холдену, почему видели в нем не только своего друга, но и своего героя и спасителя. Я вижу это, Райан.
У меня сдавило грудь.
— Да, — вздохнул я. — Мы все делали вместе. Учились в разных колледжах, но потом его взяли в «Форти Найнерс», и он помог мне пройти собеседование на должность их спортивного врача. — Но после этого он стал другим. Каким-то образом слава, казалось, одурманила его. Это приглушило свет, который был в Холдене. А потом он получил травму и начал принимать обезболивающие таблетки… Те же самые обезболивающие, которые я сам в конце концов начал принимать, чтобы продолжить то, на чем он остановился. Почему-то это было менее болезненно, чем признать, что он мертв. Это был единственный способ сохранить ему жизнь и заставить себя исчезнуть. Вы думаете, я сумасшедший, доктор Кац? — я попытался рассмеяться, но получилось как-то странно, сдавленно.
— Сумасшедший? Я стараюсь не использовать это слово в своих диагнозах, Райан. — Она улыбнулась. — Мы все сумасшедшие по-своему. Стала бы я ставить Вам диагноз психического заболевания? Я бы сказала, что отчасти согласна с психиатром, которого Вы изначально посещали, доктором…
— Хаммондом.
— Да, доктором Хаммондом. Он диагностировал у Вас диссоциативное расстройство, вызванное травмой. Я склонна согласиться, основываясь на наших сеансах, хотя расстройство обычно относится к пациенту, имеющему две или более личности. Вы ведете себя иначе, чем некоторые другие пациенты в том смысле, что Вы приняли личность реального человека и отказались от своей собственной. Тем не менее, это был бы мой диагноз, если бы мне пришлось поставить его. К сожалению, разум не всегда укладывается в аккуратные маленькие коробочки, не так ли? — она слабо улыбнулась мне, прежде чем продолжить. — В Вашем случае, однако, это имеет смысл, не так ли? Вы рано научились отделять свой разум от горя, от боли. А потом, когда Холден умер, Вы снова пережили травму и вернулись к своей усиленной и обусловленной реакции: мысленному уходу. Вы винили себя в его смерти. Винили себя за то, что не видели степени его несчастья и не могли ничего сделать, чтобы помочь ему. Я думаю, что в попытке понять это, Вы стали им. И надеялись спасти его так же, как он спас Вас, тем самым ненадолго избежав своего собственного горя. А обезболивающие таблетки, конечно, облегчали отвлечение от истинной проблемы, хотя и не вызывали расстройства.
Я откинул голову назад, посмотрев в потолок.
— Это звучит… безумно. Как мне вообще удавалось ставить одну ногу перед другой, когда я был настолько не в своем уме?
Когда я снова посмотрел вниз, доктор Кац одарила меня еще одной легкой улыбкой.
— Ум может быть очень загадочным. Есть вещи, которые могут сломать нас. Но люди с психическими расстройствами по-прежнему могут работать на работах, требующих сложных навыков, и вносить ценный вклад в развитие общества. Но если мы используем слово «сумасшедший», чтобы охватить широкий спектр психических страданий, включая Ваши, то да, какое-то время Вы были сумасшедшим. Все еще чувствуете себя таковым?
Я глубоко вдохнул и посмотрел в окно, на мгновение ничего не увидев.
Чувствовал ли я себя сумасшедшим? В основном, нет. Но вспомнил то чувство пребывания во сне, которое испытывал после смерти Холдена все то время, пока был в доме Брэндона. Ходил и разговаривал, убеждал себя, что я Холден, жил его жизнью, продолжал с того места, где он остановился, но у меня не было никакой реальной связи ни с чем. До Лили… Именно она вернула меня к жизни, заставила снова захотеть взглянуть в лицо реальности.
— Нет, — наконец ответил я. — Мне все еще грустно. Может быть, мне всегда будет грустно. — Однако это была уже не та печаль, которая вызывала слезы. Теперь печаль просто стала частью меня. Это поселилось в моих костях, и я просто решил, что это всегда будет там. — Но я не чувствую себя сумасшедшим.