Райан вспомнил 1812 год — первый год войны[1], — когда его отпустили домой на похороны. После той довольно продолжительной побывки он с радостью отправился обратно на фронт, так как это казалось ему панацеей от всех бед: только что пережитого горя и непрекращающихся обыденных неурядиц. Он мог не беспокоиться за Джасмин-Хилл. Огромная усадьба и хозяйство находились в надежных руках. Делами занимались несколько управляющих, предусмотрительно нанятых в свое время отцом. Что касается матери, то он не сомневался, что она безболезненно перенесет его отсутствие, самому же ему стоило неимоверных усилий оставаться подле родительницы каждый лишний день сверх положенного срока.
По окончании войны Райан не спешил возвращаться домой. От берегов Англии на корабле он отправился через пролив на материк и, высадившись во Франции, решил совершить путешествие по стране. В Париже, на Монмартре, он познакомился с одной певичкой. Роковая женщина по имени Симона вскоре сыграла с ним злую шутку, разрушив созданный им романтический миф о супружеском счастье. Она сразу заприметила молодого человека, появившегося в кабаре на Пляс д'Анвер, где по вечерам собиралась парижская богема. Райан стал там частым гостем. С каждым разом он все более пылко восторгался грудным, полным страсти голосом шансонетки. Она не обходила его вниманием и в знак благосклонности дарила выразительные взгляды. Он посылал ей розы и приглашения на ужин. Так начинался их бурный роман.
Симона сказалась незамужней женщиной, разочаровавшейся в жизни и любви. Проникшись состраданием, в порыве чувств он клялся, что развеет ее тягостные воспоминания о прошлом, и рисовал ей и себе их будущую жизнь в самых радужных красках. Преисполненная благодарности к пылкому поклоннику, Симона уложила его в постель и вознесла к таким высотам сладострастия, о каких он мог мечтать разве что в первых юношеских грезах. Опытная распутница умела искушать. Она быстро подчинила себе его разум и тело. Превратившись в ее добровольного заложника, он не скупился на щедрые подарки и буквально засыпал ее дорогими украшениями. Настало время, когда он оказался всецело во власти ее чар и безоговорочно выполнял все ее желания. Через некоторое время он попросил ее руки и предложил ей переселиться в Америку, в Джасмин-Хилл. Ослепленный страстью, он обещал ей поистине королевские радости в своем имении и неограниченные права на владение собственностью.
Благосклонное отношение его пассии к этому предложению повергло его в настоящий экстаз, и поэтому он не придал значения ее внезапно возросшим материальным притязаниям. Она видела, что он без ума от нее и боится ее потерять. Он открыто высказывал ей свои опасения, говоря, что ее отношение к нему может оказаться обычным флиртом и расстроить его далеко идущие планы. Его порядочность была ей на руку, так как у нее появились неограниченные возможности играть на его слабых струнах и незаметно делать из него послушную марионетку. Продолжая побуждать его к бесконечным подношениям, она стыдливо признавалась, что на протяжении их знакомства терзалась теми же сомнениями, что и он. Оказывается, она тоже не верила в серьезность его намерений. Но после того как их любовь выдержала проверку временем, уверяла она, ей стало невмоготу ждать свершения радостного события. Она не упускала случая с притворным смущением напомнить ему, что ее жалкий заработок в бистро ограничивает ее расходы, что она не может приобрести одежды, приличествующей поездке в Америку в качестве его жены. Как бы размышляя вслух, она постоянно повторяла, что не представляет себе, как она предстанет перед его семьей и друзьями без модных туалетов. Райан, естественно, отметал ее сомнения и в конечном счете обеспечил ей беспрепятственный доступ к личному банковскому счету, на который поступала солидная сумма из трастового фонда. В объяснение своего поступка он подчеркнул, что все, принадлежащее ему, так или иначе скоро будет в ее распоряжении.