Летти, однако, не проявила желания говорить о прошлом. Эрин это сразу поняла, встретившись в огромном зеркале с ее округлившимися тревожными глазами.
— Вы будете самой красивой леди на этом балу, — сказала служанка. — В этом великолепном наряде и с вашими украшениями. Они вам так идут. И все благодаря стараниям вашей мамы.
Эрин скорчила пренебрежительную гримаску.
— Возможно. Только меня это нисколько не интересует. Мне совсем не хочется ехать на этот вечер.
— Нельзя так говорить, — осмелилась возразить Летти. — Такое роскошное платье. Ваша мама специально заказывала его у лучшей портнихи. Вы знаете, что для этого ей пришлось объехать весь Ричмонд! А сколько денег потрачено. Один черный жемчуг на сетке чего стоит! Он же натуральный. И вообще я никогда ни на ком не видела такой прекрасной одежды. И не только я, все остальные слуги тоже. Подождите, сами увидите. У них у всех глаза на лоб полезут, стоит вам только войти.
— О-о, в этом я не сомневаюсь, — невесело заметила Эрин. — Только не из-за платья. Они будут шокированы нашей дерзостью. Я уже предвижу их возмущение. Еще бы, являемся туда, куда нас не приглашали. Если б мне удалось отговорить маму от этой поездки, я бы ни за что не поехала. Абсурдная затея.
— Не стоит обращать на них внимание, мисс Эрин. И не расстраивайтесь. Подумайте лучше о себе. Сегодня вечером вы можете встретить своего будущего мужа и…
Эрин, казавшаяся до той минуты внешне совершенно спокойной, взорвалась.
— Перестань «выкать» и называть меня мисс Эрин! — вскричала она. — Скажи мне, что с тобой случилось, Летти?! Мы знаем друг друга, можно сказать, с рождения. Я не помню тебя такой. С тех пор как я вернулась домой, я просто не узнаю тебя. Разве ты не знаешь, как я всегда относилась к тебе? Я не вижу никаких причин для такого чопорного обращения.
— Время идет, — пробормотала Летти, — и отношения людей меняются.
Чтобы скрыть волнение, она попыталась сосредоточиться на своем занятии, но ее выдавала дрожь в руках. В душе она желала, чтобы мисс Эрин так и осталась в Атланте, только у нее не хватало смелости сказать ей в лицо свои сокровенные мысли. В оправдание своей сдержанности она лишь коротко пояснила:
— Если хозяин услышит, что я обращаюсь к вам иначе чем «мисс Эрин», он велит наказать меня плетью.
— Пока я здесь, он не посмеет сделать это! Если я только узнаю… Нет, я не потерплю никакого насилия. Так не может продолжаться. О Боже, как мне ненавистны наши законы. Рабство — это такая несправедливость и…
— …и все же не повод для того, чтобы так расстраиваться, моя дорогая, — докончил за нее знакомый голос.
Эрин и Летти обернулись. В их небольшой альков, приспособленный под туалетную, подобно порыву морского ветра стремительно ворвалась Арлин Тремейн. Не такая высокая, как дочь, но очень стройная, в шелковом платье цвета шампанского она выглядела просто обворожительно. В этот момент Летти только что уложила тугие локоны на макушке хозяйки и начала перевивать их изящным шнуром с белым и дымчатым жемчугом.
— Изумительно! — в восторге воскликнула Арлин, ставя на столик принесенную чашку с жидкостью. — Бесподобно. Летти, ты кудесница! — продолжала она расточать похвалы. — Это искусство, бесценный дар. Я не представляю, как бы мы справились с этим без тебя. Молодец, — прибавила она под конец и покровительственно улыбнулась. — Теперь ты можешь быть свободна. Все остальное я сделаю сама. Нам с Эрин нужно немного побыть вдвоем. Ты ведь понимаешь, что у матери с дочерью есть свои маленькие секреты.
Летти послушно закивала и поспешила удалиться, не забыв вежливо поклониться и сделать книксен, как требовал от своих рабов мастер Закери.
Стоило ей уйти, как Арлин тут же сделала замечание дочери.
— Ты не должна позволять себе подобных высказываний в присутствии слуг, — сказала она сурово. — Неужели ты не понимаешь, что может быть, если это услышит твой отчим? — Она поежилась, видимо, образно представив себе реакцию мужа. — Воспитанные леди никогда и ни с кем не обсуждают таких вопросов. Запомни это.
— Ты же сама терпеть не можешь рабства, — резко возразила Эрин. — Еще больше, чем я. Ты даже избегаешь употреблять слово «раб». Не зря же ты предпочитаешь называть этих подневольных людей слугами. Только в отличие от меня ты боишься открыто говорить об этом безобразном и совершенно недопустимом явлении.
Арлин, несмотря на испытываемую неловкость, продолжала упорно возражать:
— Как бы то ни было, некоторые вещи нужно принимать такими, как они есть. Независимо от того, нравятся они тебе или нет. А сейчас… — Она внезапно умолкла и жестом указала на чашку. — Протри кожу. Я приготовила тебе свежую жидкость. А когда закончишь, я помогу тебе одеться.