Г-жа де Витри так хорошо обучила свою дочь сдержанности и скромности, которые являются основами приличия для молодежи, что Викторина, как только подросла, замкнулась в себе. Г-жа де Витри считала ниже своего материнского достоинства добиваться ее доверчивости. Она избрала окольный путь, для чего и понадобилась девица де Клере, которая, без сомнения, будет ей передавать все, о чем болтают между собой молодые девушки. Франсуаза показалась ей подходящей кандидатурой, поэтому г-жа де Витри приняла ее с необыкновенной любезностью и пригласила прийти через два дня позавтракать.
— Вы познакомитесь с моей дочерью, — сообщила она.
В половине двенадцатого сели за стол. Франсуаза де Клере, видевшая перед тем г-жу де Витри лишь в полутемной гостиной, заметила красный, нездоровый цвет ее лица, причем при полном освещении кожа ее щек оказалась почти совсем облупившейся. Развертывая свою салфетку, Викторина спрашивала у матери о ее здоровье с такими подробностями, что каждый бы мог догадаться о кожной болезни, которой страдала г-жа де Витри. Несмотря на смущение матери, Викторина продолжала свои нескромные расспросы. Г-жа де Витри, раздраженная ее настойчивостью, положила ей конец, поставив перед собой большую чашку бульона из кореньев.
— Скажите Жюлю, Эрнест, что мой бульон сегодня превосходен. Я хотела бы, чтобы он каждый день подавал такой.
Викторина закусила свои тонкие губы. Франсуаза с удивлением заметила, что Викторина и дворецкий обменялись исподтишка взглядом, после чего он чинно ответил:
— Слушаюсь, госпожа баронесса.
После завтрака г-жа де Витри оставила девушек вдвоем, обронив:
— Я ухожу, а вы поговорите. У молодых девушек всегда есть тысяча маленьких тайн, о которых им хочется поделиться друг с другом. — И прибавила, обращаясь к Франсуазе: — Вы могли бы иногда ходить гулять вместе. Г-н де Берсенэ говорил мне, что вы гуляете в одиночестве. Я не осуждаю такую свободу. Викторина, ты можешь провести целый день со своей новой подругой. — И г-жа де Витри удалилась медленными шагами в свою красную гостиную, к своей вышивке и стеганому креслу.
Оставшись одни, молодые девушки стали друг к другу присматриваться. Викторина изучала Франсуазу с любопытством; потом она отошла на расстояние и, смерив ее взглядом, сказала:
— У вас красивое лицо, и вы хорошо сложены.
Франсуаза улыбнулась в ответ и посмотрела на Викторину, чтобы найти в ней повод для комплимента. Двадцатилетняя Викторина де Витри выглядела как пятнадцатилетняя девочка. Худощавая и черноволосая, с маленькими глазами и большим ртом, она зачесывала волосы в китайском стиле на виски. В ней заключалось что-то потаенное, старческое и странное. Она подошла к Франсуазе и резко предложила:
— Хотите осмотреть наш дом? Он премерзкий.
Франсуаза де Клере убедилась в справедливости ее замечания. Прекрасные размеры комнат делали еще более жалкой мебель, их обставлявшую. В спальне г-жи де Витри, особенно отвратительной, Франсуаза с удивлением обнаружила великолепную кровать времен Людовика XV, украшенную со вкусом лепными цветочными гирляндами и любовными сценами. Дерево, однако, выкрасили в отвратительный желтый цвет. Кровать накрывалась вязаным одеялом с черными накладными розетками. Викторина хлопала по кровати своей маленькой сухой ручкой.
— Не гадость ли это? Здесь я была создана. — И она посмотрела на Франсуазу уголком глаз.
Одни лишь обширные кухни уцелели от разгрома. На голых стенах сверкала медная посуда. У плиты человек в белом приподнимал крышку кастрюли. Главный повар Жюль вежливо поздоровался с барышнями, приложив руку к своему колпаку. Он жил на третьем этаже, где обитали дворецкий и два лакея, равно как судомойка и три горничных, что составляло вместе с двумя кучерами всю прислугу г-жи де Витри.
— Вот комната Жюля, — отворила одну из дверей Викторина.
Двери вели в коридор, выложенный красными плитками. Комнату повара Жюля украшала прекрасная белая деревянная обшивка. Великолепная хрустальная люстра с подвесками спускалась с потолка, два комода прекраснейшего стиля времен Людовика XVI, бюро с бронзовыми украшениями и кровать завершали обстановку комнаты. Викторина открыла бюро. Г-н Жюль держал там свои носки. Ценные старинные вещи составляли теперь часть старинной мебели, отправленной г-жой де Витри на чердак и служившей для нужд прислуги. Судомойки спали на кроватях с гирляндами и сосновыми шишками. Кучера клали свои жилеты на мозаичные столики. Викторина уголком глаз следила за Франсуазой, которая не могла скрыть своего удивления.
— Вы должны посмотреть еще комнату Эрнеста, — заявила она.
Дворецкий сам уже отворял дверь. Свежевыбритый, он улыбался с порога, поглаживая с довольным видом свои длинные черные бакенбарды. Эрнест гордился стоявшей в его комнате бовезской мебелью с медальонами, где на голубом фоне были изображены звери великого баснописца. Он, казалось, ждал, что ее станут хвалить, и проявил некоторое смущение, когда Викторина сказала ему:
— Ах, Эрнест, сегодня ты превзошел себя! Я приготовлю вам на завтра еще.
Спускаясь по лестнице, Викторина холодно известила Франсуазу:
— У мамы слезает кожа. Она лупится чешуйками, как говорит доктор. Эту шелуху кладут ей в бульон. Я сама придумала так делать. — И она разразилась пронзительным смехом, глядя на испуганную Франсуазу. — Что поделаешь? У нас так скучно! — И, наклонившись над перилами лестницы, она плюнула вниз на плиты.
Викторина до тринадцати лет росла как все дети, не отличаясь от них ничем замечательным, если не считать ее упорного обыкновения засовывать палец в нос, пока не начинала идти кровь, подслушивать у дверей и подглядывать в замочную скважину. Два последних занятия развили в ней любопытство, которое она старалась удовлетворить, но ей не всегда это удавалось. Ее интересовали старые вещи, иногда совсем загадочные. Она бродила повсюду, ковыряя булавкой в паркете, чтобы извлечь оттуда пыль, вынюхивая по углам, допивая в посудной остатки из стаканов, когда не удавалось стащить уксуса и корнишонов. Она любила зеленые или гнилые плоды, испорченное мясо и сомнительные запахи. Несмотря на все свои причуды, она оставалась в глазах матери благовоспитаннейшей из французских девушек.
Г-жа де Витри много времени отдавала заботам о своем здоровье и доме, поэтому она не могла обойтись в великом деле воспитания дочери без наемных лиц. Сначала она серьезно подумывала о том, чтобы отдать дочь в монастырь, но даже в самом избранном из них нельзя избежать встреч с воспитанницами, которые не принадлежат к твоему кругу, после чего может завязаться очень неуместная дружба. Поэтому г-жа де Витри решила, что у ее дочери будут подруги только из дворянского общества. При выборе она отдавала предпочтение не характерам подруг, а их именам, однако таким, чтобы они относились к менее родовитым дворянам, чем де Витри, сохраняя таким образом свое бесспорное над ними преимущество в отношении древности. Ею более всего гордились де Витри. Древний род Витри не имел знаменитостей, но состоял из ряда лиц, внушительно богатых, сановитых, известных своим мудрым достоинством и тяготевших к доброй славе, которая ни у одного из них не переросла в громкую.
К дружбе со своей дочерью г-жа де Витри допустила пять привилегированных девиц: Клару де Нуармутье, Люси де ла Вильбукар, Елену де Варель, Марию дю Буа де Сент-Март и Жанну де ла Коломбри. Правда, их число сократилось до трех, после того как Мария де Сент-Март тринадцати лет умерла от кори, а Клара де Нуармутье в шестнадцать лет вышла замуж, к великому негодованию г-жи де Витри. Явные признаки беременности, появившиеся вскоре после ее свадьбы, могли навести Викторину на разные мысли, а г-жа де Витри придерживалась пуританских взглядов и считала, что девушка, особенно ее дочь, должна долго сохранять невинность.