«Война, — подумала девушка. — И такие руки!»
Ей не понравились свои руки. Она еще боялась смерти, страданий и войны. Наверное, она еще не обрела подлинного мужества, такого, каким владел вот этот человек, подбивший связкой гранат вражеский танк. Может быть, ей и не дано быть такой, как он.
— Товарищ! — сказала девушка, низко наклоняясь над лицом раненого. — Товарищ!
Веки бойца дрогнули, но он не открыл глаз.
— Наши отступили.
— Уходи, сестра, — тихо, но настойчиво прошептал боец. — Моя песня спета. Ты еще успеешь.
— Не говори глупостей! — сердясь, сказала девушка.
— Это маневр. Наши стоят по обе стороны шоссе. Они пропустят танки и отрежут их от пехоты. Я знаю.
— Никуда я не пойду.
— Девчонка!.. — сказал боец. — И на кой черт вас сюда только посылают?
Они помолчали. На его висках, на лбу проступил пот.
— Ну, — сказал он, преодолевая судорогу лица, — ты все еще здесь?
— Я и не думаю уходить, — плаксиво сказала девушка. — Как же я тебя брошу?
— Дура! — сказал боец и заскрипел зубами.
Через несколько минут он открыл глаза, взгляд их был глубок и странен.
— Какая ты маленькая… — улыбнулся он одними губами. — Куда мне с тобой?..
От этого можно было заплакать.
— Эх ты! — сказала девушка. — А еще командир!
И, сделав суровое лицо, она встала на колени.
— Оставь меня в покое, — уже равнодушно сказал раненый. — Все равно тебе меня не утащить.
— Неправда! — чуть не плача, выдохнула девушка. — Сам ты баба!
И, шатаясь от тяжести, она понесла раненого в глубь леса.
Это стоило ей дорого: она чувствовала, как что-то обрывается внутри, как мутная истома охватывает все ее тело, как начинает кружиться голова и холодное утреннее солнце становится обжигающим и пыльным солнцем войны.
Бережно опустив бойца на мох, она прикрывает его ветками и, запоминая дорогу, по следу на траве возвращается за оружием.
К поясу она привешивает гранату и долго всматривается в пустынное шоссе.
Голова у нее кружится. Она прислоняется щекой к шершавой коре березы и закрывает глаза. Она чувствует, как земля медленно уходит из-под ног…
Она опускается на траву, и холодок земли радует ее. Девушка плачет, сама не замечая этого. Плечи ее вздрагивают, и винтовка с оптическим прицелом выскальзывает из рук. Потом это странное состояние проходит. И хотя мир, небо, трава, солнце по-прежнему качаются перед ее взглядом, она встает.
…Боец спит. Над лесом летят «мессершмитты». Они глухо урчат от боевого напряжения. Этот астматический гул будит раненого.
— Дай мне винтовку, — просит он.
— Отдыхай, — говорит девушка. — Там идут по шоссе.
— У меня хватит силы, — говорит боец.
— Они все равно высоко, — отвечает девушка.
Голова ее кружится. Проклятое состояние!
Но самолеты летят все-таки низко. Она поднимает винтовку.
— Не надо, — говорит боец. — Мне показалось, что я смогу стрелять.
Раненый долго молчит и шевелит губами. Он дрожит в мелком ознобе.
— Какой холодище! — говорит он. — А ведь еще не осень.
— Это от ноги.
— Мне же совсем не больно!
— Это ничего не значит. Скоро опять будет больно.
— Ну и черт с ней! — говорит боец. — Теперь мне все равно. Все равно ее придется отрезать, — поясняет он.
— Ты верь, не будет этого.
Боец пристально смотрит на девушку, улыбается устало.
— А ты настоящий врач: ты боишься сказать правду.
Девушка снимает шинель и укутывает бойца.
Вечер не приносит им утешения.
Она вынимает галеты и банку с консервами, вскрывает ее штыком и подвигает бойцу:
— Подкрепись, товарищ! — И, повернув его на бок, чтобы было удобно, она поддерживает его левой рукой и кормит с ложки. — Завтра ты будешь в госпитале, и все будет хорошо.
— А ночь?
— Ты поспишь эту ночь. Мы подождем наступления наших.
Раненый медленно ест. На серых скулах его появляется румянец.
— У меня есть сестренка, — почему-то говорит он. — Насупленная такая, сердитая. Я часто думаю о ней. Мечтаю. — Боец улыбается медленной и сдержанной улыбкой. — Такая уж не заплачет! — смеется боец. — Нет! Она даже не поверит, что меня ранили. Так, скажет, царапина какая-нибудь…
— Не надо об этом думать, — говорит девушка.
— А я и не думаю: я просто знаю. Только мне обидно, что эта гадина все-таки удрала.
Боец молчит. Он видит вечернее небо, и в его глазах отражаются редкие облака и ветки осины.