— Пани, — шептала она еле слышно, касаясь губами его искалеченных пальцев, — я пришла, Пани… я навсегда пришла к тебе, Пани.
Пани рванул решетку, домик задрожал, но решетка была по-прежнему крепка.
И девушка плакала. Она торопливо шептала о том, как искала его, засыпая и просыпаясь с его именем на устах, но он молчал. Он смотрел на Нанук и плакал.
— Что ж ты молчишь? — неожиданно тихо спросила она. — Почему ты молчишь?..
Пани отшатнулся от окна, и странное мычание его было ответом Нанук. Через мгновение он до боли прижался мертвенно-бледным лицом к решетке и открыл рот.
Только сейчас Нанук поняла причину молчания. У Пани был отрезан язык…
Черным вороном распласталось на краю тундр, у ледяного моря, деревянное стойбище русских. В ночь в низкое небо плывут от острога медные звуки опаленных пожарами колоколов.
У дубовых ворот, окованных крест-накрест железом, Таули остановился. Он постучал рукояткой ножа, и к оконцу в воротах осторожно подошел стрелец.
— Карачей, братцы! — приглушенно закричал он.
Подбежали стрельцы. Свесив головы со стен, они увидели юношу.
— Князя надо! — дерзко крикнул Таули. — Мне нужна вонючая нерпа по имени князь.
Стрельцы, не понимая чужеземного говора, послали за толмачом. Пришел дьяк, боязливо всматриваясь в лица стрельцов.
— Что надо? — спросил он.
— Князя, — смиренно ответил Таули, — храброго князя.
Тяжело растворились городские ворота. Таули провели в терем князя Тайшина — обдорского воеводы.
Воевода только что пришел из бани. Пахнущий веником и квасом, он вошел в горницу и покосился на Таули.
— Кто таков? — спросил он у дьяка.
— Таули, сын Пырерко, по прозванию Неняг, — сказал Таули. — Комар, по-вашему, — пояснил он.
— Таули? — как бы в раздумье повторил воевода и тяжелым взглядом обвел юношу.
Таули заметил, как медленно сжимались пальцы воеводы в кулак. Но воевода был удивлен. Он не верил, что главный виновник восстания сам пришел к нему. Он растерялся от неожиданности.
— Что хочет от меня этот тощий комар? — спросил воевода, уже потеряв хладнокровие.
— Немногое, — сказал Таули, — обменять аманата Пани на самоедского толмача.
Волнение отразилось на лице воеводы. Он много лет воспитывал из Исая толмача и соглядатая. В последнее время он уже начал подозревать его в предательстве, ибо весь отряд был перебит, и воевода решил, что это дело рук толмача, но известие, привезенное Таули, поколебало его прежнюю уверенность.
— Почему же вы его не убили? — недоверчиво спросил воевода.
— Я его спас от смерти, — сказал сердито Таули, — я бы сам выколол его глаза, лживые, как речи русских, но мой друг попал в аманаты, и мне пришлось оставить двуязыкого живым.
Воевода задумался.
— Хорошо, — сказал он, — мы отпустим вора, но ты останешься здесь до тех пор, пока не вернется сюда толмач.
Таули кивком головы выразил свое согласие. Он посмотрел в упор на воеводу, в его бесцветные глаза и улыбнулся.
— А князь не обманет, отпустит меня?
— Я верен своему слову… — сказал воевода, и от этого ответа Таули стало не по себе.
— Это хорошо, — сказал Таули, — а то гореть стойбищу воеводы…
— Как? — торопливо спросил дьяк и боязливо посмотрел на воеводу.
— Да так, — значительно улыбнулся Таули, — перебили мы кое-кого из ваших… Железные палки, извергающие огонь и пули, в каждом чуме есть, и люди ждут сигнала…
Скулы воеводы побагровели.
— Пугаешь, щенок! — тихо произнес он и отшвырнул ногой скамью, стоявшую рядом.
— Что ты! — простодушно засмеялся Таули, следя острым взглядом за лицом воеводы. — Что ты! — повторил он спокойно.
— Тобольскую сотню перебили? — со стесненным дыханием спросил воевода.
Таули помедлил и, поняв надежды русских, озорно махнул рукой:
— Давно твоя дружина на дне большой реки рыбу мертвыми пальцами ловит…
— В застенок! — сказал воевода, и правая бровь его вздрогнула. Он сказал стрельцу: — Выпустите аманата, и пусть он пришлет нам толмача в обмен.
Стрелец вывел Таули и крикнул проходившему торговыми рядами Миколе, чтобы тот выпустил аманата Пани из города.
Через полчаса с городской стены Таули увидел Пани.
— Пани! — крикнул Таули. — В чуме Окатетто найдешь двуязыкого. Скажи, пусть найдет меня прежде воеводы, любящего его. В тундры пойди со словами: «Счастье лежит на берегу родной реки, только надо достать его стрелами, начиненными местью».