Но из чума вышел Тэйрэко, и сотник спрятал пистолет.
— Я поеду, чего ли, — сказал Тэйрэко и подошел к нартам, что были приставлены полозьями к чуму.
Сотник подмигнул Миколе. Тот встал рядом с многооленщиком. И когда Тэйрэко повернулся, чтобы опустить нарты наземь, он увидел пистолет, глядевший ему в лицо.
— На, друг, — сказал Микола, и когда Тэйрэко повернулся к нему, он выбросил в его лицо со всей силой своей ненависти огромный кулак, надолго затмивший сознание Тэйрэко.
Полумертвого Тэйрэко связали, а наутро Микола повел сотника к стойбищу ненягов. Он сидел впереди сотника и добродушно говорил попу:
— Замерз, батя?
— Зело замерз, — отвечал поп, тоскливо вглядываясь в безотрадный синий горизонт.
Глазами, красными от бессонницы, смотрел Таули на догорающий хворост. Шорох шагов заставил Таули обернуться.
Вошла Нанук. Она опустила взгляд и села по другую сторону костра. Таули видел ресницы ее, черные и длинные.
— В чумах худо костры горят, — сказала девушка, — неняги невеселые, дети плачут. Мужчины говорят, что русский предаст тебя. Скажи им, Таули, что-нибудь.
Таули не ответил. Он долго сидел у костра, и сон неудержимо смыкал его веки. Наконец Таули поднялся и вышел из чума. Нанук догадалась, что Таули разговаривает с кем-то.
— Скажи всем, что за веселую сказку я подарю сказочнику свой самый крепкий нож, а женщине — новую паницу.
— Будет так, — ответил кто-то, и Таули вернулся к своему костру.
Он сел против Нанук, и веки его стал смежать сон.
Липкая дрема охватывала его тело. Отсвет пламени падал на его усталое лицо. Он покачивался перед костром, вздрагивал, виновато улыбался Нанук.
— Хороший у тебя мужик, — почему-то сказал он.
— Хороший, — сказала Нанук, и нежное участие отразилось на се лице. — Он такой же, как ты, хороший, — задумчиво добавила она.
— Спать хочется, — стараясь заговорить о другом, сказал Таули.
— Девушку тебе надо хорошую, ненями, — с дружеской доверчивостью сказала Нанук, — самую лучшую из всех тундр. Такую, как в сказке поется: «Глаза — две звезды Нгер Нумгы, руки — крылья лебедей, лицо — нежнее первого снега и круглое как луна».
— Где такую найдешь? — ответил Таули, и лицо его стало серьезным. — Только ты похожа на такую.
— А если найдется?
— Вот напугаю русского царя, тогда и ненями такую искать поеду. Вместе с тобой. Вместе с Пани. Хоть на край земли поеду, а найду. Правда?
— Правда, — тихо сказала Нанук и подбросила веточек в костер.
Не успели веточки вспыхнуть, как Таули уже задремал, покачиваясь перед огнем. Нанук подтянула постель к нему и осторожно положила его на шкуры.
Таули даже не заметил этого. Положив руку под щеку, он заснул крепким сном.
Нанук с пристальной нежностью рассматривала его усталое лицо, сном расправленное от морщин. Ненадолго она вышла из чума, послушала состязание сказочников и вновь вернулась к Таули. Потом пришел Пани. Прижавшись плечом к Нанук, он смотрел на огонь, на Таули, и Нанук вспомнила такие же ночи в стойбище отца, и от этих воспоминаний было так хорошо на душе, что хотелось заплакать от счастья.
Сизый дымок, пахнувший июльской тундрой, кружась, уходил в мокодан, и старый листочек, превратившийся в пепел, дрожал на догоравшей веточке. Похрапывал Таули. Стонал и посвистывал ветер за чумом. На лицо Пани легла легкая печаль воспоминаний. Он опустился на шкуры и тоже задремал.
Уже давно старейшины назвали имена лучших сказочников, но, приоткрыв шкуры у входа в чум, они увидели, что Таули спит. Они тихо опустили шкуры и ушли.
А Таули все спал. Семь охапок хвороста сгорело в костре, три котла оленины успела сварить Нанук, а Таули все спал.
И только резкий крик человека, въехавшего в стойбище, заставил его проснуться. Таули быстро поднял голову и протер глаза.
В чум вбежал один из молодых охотников, посланных выслеживать русских.
— Русские! — выдохнул он и перевел дыхание.
Таули не торопясь надел кольчугу и сказал:
— Пора. Пусть явятся ко мне старейшины, а женщины, старики и дети ломают чумы. Пани поведет няпой обратно, дальше от русских. Пусть останется в стойбище лишь пять чумов, а неняги приготовят луки и стрелы.
Старейшины тотчас же заполнили чум Таули. Они согласились принять бой, пойдя на хитрость, задуманную Таули.
Выходя из чума, они уже видели, как женщины и старики ломают стойбище и грузят все богатства на нарты.