Время торопилось, как торопятся птицы, летящие на юг.
С наступлением полярной ночи красавец дом стоял под звездным небом. Над ним качался изменчивый оранжево-алый полукруг северного сияния, постепенно удаляющегося в ночь, к Полярной звезде.
Савонэ стояла на крыльце фактории с открытой головой, позабыв о морозе. И впервые в ее душе родилось что-то похожее на обиду. Она ведь могла жить так же хорошо, как товарищ Кузнецов и Лена, если б ее не отдали за Халиманко.
Ислантий колол дрова. Савонэ подошла к нему.
— Скажи, поп, чем тунгус хуже ненца?
— Ничем, старуха. Все это придумали урядники да попы. Иди чаю приготовь. Судья приедет сей день. Веселые дела пойдут.
Савонэ удивило, что на факторию приезжает много охотников. Они сдают по шкурке песца и ставят чумы в ожидании чего-то.
— Охотиться надо, — не вытерпела Савонэ.
— Судья приехал? — спрашивали те в свою очередь. — Выучея Семку судить будут. Милиция уже едет.
И верно, привез Семку Выучея милиционер — закутанный в собачий тулуп толстяк. Его упряжку вел Ваня Лаптандер — батрак Выучея — с туго забинтованной головой. Искалеченный хозяином, он потерял дар речи.
У милиционера было обмороженное лицо и редкие рыжеватые усы. От толчков нарт он пыхтел и ругался, потому что у него болел живот. В пути для острастки он говорил ехавшему впереди ясовеем Семке Выучею:
— Правильно, хозяин, веди. Я, смотри, нюхом дорогу чувствую.
Подсудимый угрюмо смотрел на небо и говорил, что будет плохо, если начальник долго проболеет животом.
— Ну, знаешь, — говорил милиционер, — я не впервые в таких переплетах бываю. Иной раз такого гада везешь, что дух занимает. Меня трудно провести. На юридическом фронте я собаку съел.
— Собаку съел — чего хорошего! Ни мяса, ни жиру нет, — сказал подсудимый, и они поехали дальше.
Ваня Лаптандер пытался говорить жестами, но у него ничего не получалось, и он, сжав кулак, погрозил в спину хозяина.
— Факт, — сказал милиционер, — мы отобьем у него охоту драться. Много еще ехать?
Батрак отрицательно покачал головой и ткнул хореем на север. Милиционер долго смотрел в указанном направлении, но ничего не видел. Глаза его заслезились, а он все смотрел, пока ему не показалось, что вдали действительно мерцают алые и голубые огни. Олени, раздувая ноздри и сильно выгадывая ноги в стороны, мчались еще час-два и наконец остановились у фактории, полной народа.
Милиционер снял тулуп и повел подсудимого. Семка Выучей, держа в руках мешок с мясом, хлебом, сахаром и табаком, оглядел камеру, удовлетворенно послушал, как мучается с плохим замком, запирая его, милиционер. Потом посмотрел на синюю ночь и стал с аппетитом есть мороженую оленину.
— Здравствуйте! — сказал милиционер, входя в факторию. — Кулак Семен Выучей к месту суда доставлен.
— Хорошо, садись чай пить, — ответил высокий и плешивый человек.
И милиционер только сейчас увидел судью.
— С удовольствием опорожню самоварчик, — сказал милиционер.
Маленькая комната судебного заседания не вместила всех пришедших на суд.
Когда вошел судья, все почему-то встали. Савонэ подумала, что он большой начальник, и тоже встала. «Стало быть, надо так, коли все встают», — подумала она, а тем временем судья читал обвинительное заключение. Оно было длинно и непонятно Савонэ.
— Семка Выучей плохо сделал что?
— Батраков бил, — ответил сосед.
— Зачем бить батраков? — сказала Савонэ. — Батракам тоже не сладко живется.
— Убьют теперь Семку. Судья худой да плешивый. Убьют, — сказал сосед.
— Зачем убивать? — сказала Савонэ. — Заставить Семку батрачить, так узнает, как батракам живется.
Судья приступил к допросу. Теперь все сидели, а стоял только Семка.
— Скажите, подсудимый, чем вы били батраков? — спросил судья.
У Семки дрожали ноги. За судьей он видел на портрете строгое лицо Михаила Ивановича Калинина и подумал, что пощады ждать нечего.
— Что, подсудимый, вы молчите? Чем вы били батраков?
— Вануйту бил всем, сына его тынзеем, Япте бил, Пырерку бил, Явтысого бил, Талея не бил. Жену бил, она плохая для гостей, скупится для гостей. Двух других жен бил помаленьку, раза четыре чем попало. Если не забыл, только этих и бил… Лаптандера бил раньше: летом он убежал из табуна. Атувьи и Кергувьи тоже убегали из дальних табунов, бил их… Работники сердились из-за этого…