Он ложится навзничь на нарты и долго размышляет, как будут хвалить его бригаду за то, что ни одного олешка не прокараулила за целый год.
Сам того не замечая, старый пастух засыпает, и хорей вываливается из его рук.
Но и во сне Илько продолжает бороться с непреодолимой усталостью. Много раз, как ему кажется, он стряхивает с себя дремоту. И внезапно стая громадных волков бесшумно появляется возле оленьего стада; Илько холодеет от ужаса, заметив вожака волчьей стаи. У вожака туловище волка, а голова Выль Паша.
«Съедим Илькино стадо», — говорит Выль Паш волкам.
«Съедим», — хором отвечают волки.
«Подождите, — говорит Выль Паш и подходит к Илько. — Пойдешь ко мне в батраки, Лаптандер, тогда я стадо не буду есть и ты будешь каждый год получать у меня за работу по три важенки».
«Нет, — отвечает Илько, — в прошлом году мне колхоз дал премию — двадцать олешков. В колхозе я заработал пять раз по тысяче рублей да бинокль в придачу. Не пойду к тебе, Выль Паш, потому что ты кулак, а я — большой начальник, старший бригадир».
«Вы слышали?» — говорит Выль Паш волкам.
«Слышали, — отвечают волки человеческими голосами. — Мы сейчас убьем его».
Илько хватает винтовку, стреляет в Выль Паша и волков, но пули не приносят им вреда. Волки смеются над Илько и перегрызают горла оленям — одному за другим.
«Тебя будут судить страшным судом!» — кричит пастух Выль Пашу.
Но тот, подбежав к нартам, сбивает Илько на снег. Он кладет передние лапы на грудь Илько и скалит свои желтые волчьи зубы:
«Ха, колхозный ударник! Где ж твоя сила, олений начальник? Покажи мне свое горло…»
Выль Паш стискивает до удушья горло Илько. Илько хрипит, поднимается и открывает глаза: он один в пустоте большой снежной низины. Пес Нябик, скуля, дергает его за полу малицы. Ни нарт, ни винтовки нет.
Поземка замела следы стада…
Задыхаясь, старый пастух спешит за собакой. Он хватается за грудь, падает, вновь поднимается и бежит.
Стада нет…
Но Нябик визжит и рвется вперед, на крутую сопку. Собрав последние остатки сил, Илько взбирается наверх и видит в долине стадо и свою упряжку. Он сходит вниз и останавливается, вновь охваченный ужасом: у кустов тальника лежат две важенки, растерзанные волками.
Илько долго сидит на нартах, руки его дрожат, и медленные слезы обиды застилают его глаза.
Через полчаса он подгоняет колхозное стадо к своему чуму. Вот его собственные олени. С каким трудом он растил их! И как он радовался в тот день, когда колхоз премировал его!
Сейчас Илько молча и сосредоточенно выбирает в своем маленьком стаде двух лучших важенок. Прислонив одну из них к нартам, он вырезает на ее ухе колхозное клеймо.
— Сам виноват, — шепчет он и нежно гладит по лбу важенку, которая по его воле стала теперь колхозной.
Едва успев заклеймить вторую, он слышит скрип саней и знакомый голос председателя колхоза:
— Как дела, Илья Семенович?
— Хорошо, — говорит Илько. — Очень хорошо, только я сильно заболел. — И добавляет: — Устал я. Переведи меня просто в пастухи. У меня голова худая. Кружится.
— Ничего, — говорит председатель и тепло улыбается, заметив, как клонится к нартам охваченная непреодолимым сном седая голова Илько Лаптандера.
ТЭНЭКО
Оленья упряжка уносила Тэнэко по синим и звонким снегам на север, к родным стойбищам.
Покачивая тонким шестом над рогами передового, Тэнэко счастливыми глазами обводил горизонт и вспоминал все, что он пережил за эти три года…
Он многое теперь узнал.
Он научился в совпартшколе грамоте, был принят в комсомол и судился с Выль Пашем — своим бывшим хозяином.
Теперь Тэнэко едет в родное стойбище агитатором.
В окружном комитете комсомола сказали, что ему поручена трудная работа. Многооленщики ненавидят советскую власть, и следует быть осторожным.
Но Тэнэко сказал:
— Я возьму оружие, и они побоятся одного моего взгляда. А если я буду убит, вы похороните меня на берегу моря, поставьте над могилой большой красный флаг и в руки положите книгу, которой я был премирован в школе…
Окружкомовцы сердечно простились с Тэнэко и пожелали ему удачи. В милиции он получил для личной охраны старый «смит-вессон» с тремя патронами в барабане.
Тэнэко сразу же надел оружие через плечо и так прошелся по городу. Странно, что никого не удивило это. Тогда он простился с друзьями.
— До свидания, ребята, — говорил он, — может, никогда больше не увидимся, ведь я еду организовывать колхозы.