Потом они долго думают, кого выбрать председателем колхоза, и белобрысый пастух предлагает Тэнэко, но Выль Паш с искаженным ненавистью лицом выбегает из-за чума и кричит:
— Всех олешек отдали колхозу? Всех? А Тэнэко ни одного не отдал. Он только у других выманивает.
Но Тэнэко смеется над ним. Он вынимает из кармана лиловую бумагу и просит хмурого врача прочесть ее всем вслух. Врач надевает очки, осматривает бумагу и читает приговор суда, по которому Тэнэко становится хозяином двухсот оленей, нарт и хорея — длинного шеста для управления упряжкой, — всего, что он заработал, будучи батраком Выль Паша.
Пастухи подходят к нартам, и Выль Паш растерянно садится у чума на желтый снег и закрывает глаза. Голова его кружится. Точно копыта по насту, звонко и тяжело отдаются слова Тэнэко в его ушах: «Я тоже хочу быть колхозником вместе с вами».
Пастухи доверчивыми глазами смотрят на Тэнэко и так долго кричат его имя, что он говорит:
— Ладно. Пусть я буду первый председатель первого колхоза на Большой земле.
А из-за чума появляется Вылко, и в руках его «смит-вессон». Он передает его Тэнэко и говорит:
— Возьми. А мы тебя не боимся. Возьми, мало ли худых людей на свете, пригодится.
И пастухи утвердительно кивают Тэнэко.
Ночью пастухи выполнили приговор суда. Длинными тынзеями они выловили из стада Выль Паша двести лучших оленей и согнали их в большое колхозное стадо. Выль Паш не мешал им. Чтоб легче перенести горе, он вернулся в свой чум и выпил три кружки спирта, достав его из своего заветного сундучка. Когда на душе стало хорошо, он занялся поисками ножа. Найдя его, он долго обдумывал план мести, но, вспомнив, что Тэнэко больной и с ним справиться легко, тихо вышел из чума, посмотрел на стоящих у озера пастухов и вполз в чум Тэнэко.
Тэнэко приподнялся со шкур, подбросил хворосту в костер и, посмотрев на Выль Паша, сказал тихо:
— Брось нож!
Выль Паш невинно улыбнулся, обнажив прокуренные зубы.
Тэнэко сел и уже сердито сказал:
— Брось нож! Нечего прятать за спиной. — Потом мечтательно проговорил, точно не замечая многооленщика: — Мы назовем наш колхоз «Нгер Нумгы». Это она указывает дорогу пастухам и охотникам в тундре. Это счастливая звезда. Пусть наш колхоз будет новой звездой, которая указывает всем дорогу к хорошей жизни.
Выль Паш, равнодушно разглядывая костер, пододвинулся к Тэнэко на полшага.
— Когда у меня перестанет кружиться голова, я поеду дальше по всей тундре и организую много таких колхозов, и тогда ты задохнешься от злобы, Выль Паш. Брось сейчас же нож! — говорит Тэнэко, и щеки его багровеют.
Выль Паш стремительно вскакивает, пламя костра вспыхивает на лезвии длинного узкого ножа и гаснет. В лицо многооленщика смотрит холодным глазом дуло «смит-вессона».
Выль Паш роняет нож и торопливо выползает из чума.
— Ну и вот, — говорит Тэнэко и довольно смеется мальчишеским смехом.
ЯПТЭКО ПОДАЕТ ЗАЯВЛЕНИЕ В КОЛХОЗ
Всю жизнь Яптэко Манзадей ходил кривой дорожкой своего разума. Такой уж он был человек. Прежде чем сказать «да», Яптэко выпьет семь стаканов чаю, поспит двое суток, а скажет, однако, «нет». Потом он будет много раз каяться, но подумает: «А все-таки у меня свой ум: никто так не делает, а я делаю» — и на этом успокоится.
Вот каким был Яптэко Манзадей!
И он всегда был таким. И в колхоз он не хотел идти.
Много раз прилетали лебеди из теплых стран, принося на своих крыльях счастье, как поется в сказках, и вновь улетали к солнцу, стоящему в полдень. Лебеди летели над стойбищами и не узнавали их. Рядом с чумами, у медленных тундровых висок — речек, вырастали деревянные дома. Это оленеводы переходили на оседлость.
И только вокруг чума Яптэко не стояло никаких строений. Чум был вдвое старше хозяина. Дряхлый, покосившийся, он обнажал всем ветрам тощие бока, и лысые шкуры, покрывавшие его, уже превратились в рубища.
— Как живешь, Яптэко? — спрашивали его колхозники.
— Хорошо живу, — отвечал Яптэко. — Над вами много начальников, а надо мной только живот. Он захочет поесть, я на охоту иду. Не хочет — я сплю. Что мне?! Вот женюсь, и тогда лучше моей жизни на свете не сыщешь.
— Да кто к тебе в жены-то пойдет? — смеялись колхозники.
— Пойдут, — говорил Яптэко. — Любая пойдет.
И впрямь вскоре по всей тундре прокатилась неожиданная весть: «Яптэко поехал по стойбищам искать себе жену».