— Правда твоя, — угрюмо согласился Сероко.
Потом он закурил махорку и оглянулся.
— Выль Паш погонит стадо на вашу тропу.
Колхозник подумал. Он улыбнулся хитро и сказал:
— Хорошо.
Сероко удивился.
— Иди к нам, Сероко. Хозяином будешь. Ты хороший пастух, мы знаем, и мы примем тебя.
— Не возьмете, — сказал Сероко и посмотрел хмуро на скуластое лицо приезжего.
— Ну вот еще, гоните стадо, — сказал Илья Семенович, — а там увидишь. Егор Иванович Талей из Москвы телеграмму прислал, чтоб поговорить с тобой.
Колхозник повернул упряжку и поехал.
Возвращаясь из стада, Сероко впервые за много дней чувствовал себя хорошо. Ало-оранжевая заря полыхала на севере против слабо тлеющей в ночном небе Нгер Нумгы — Полярной звезды. Горизонт был смутен и далек. Выль Паш увязывал шкуры на одну из своих нарт.
— Погоним? — спросил он.
— Надо гнать, — ответил Сероко.
И они погнали стадо, не дожидаясь утра. Они запрягли в нарты по пять быков вместо двух, потому что по траве и земле ехать было тяжелее, чем по снегу. К ночи они уже были на богатой тропе. Впереди бежали молодые бычки, спугивая полярных куропаток, еще не сбросивших белое оперение. Куропатки недовольно кричали. За быками шли, осторожно выбирая тропу, беременные важенки. Тонкими ноздрями они нюхали южные ветры, и глаза их были влажны.
Среди высоких гор, в долине, стоял колхозный корраль — загон с узенькими переулочками для просчета стад.
Выль Паш помахал рукой пастухам, и те поставили чумы у чистого и голубого озера. Ночью старуха рассказывала счастливому хозяину сказки, а потом приехал пастух-колхозник. Он вошел в чум хозяина, выпил даже, послушал сказки и, не глядя на Сероко, приветствовал:
— Хорошо живете!
Выль Паш торопливо согласился:
— И вам хорошей жизни желаем.
— Сероко отделяться думает?
— Одному ему трудно, — еле улыбнувшись уголком рта и вновь помрачнев, сказал Выль Паш. — Помоги.
— Двоим не управиться весной, — сказал гость, — скидыши будут.
Сероко с надеждой посмотрел на пастуха. Тот незаметно кивнул головой и простился с хозяином.
— Проводи его, — трезвея, сказал Выль Паш. — Обидится, попадет мне — засудит Егорка.
Сероко вышел. Он вскоре вернулся, и глаза его блестели, как у пьяного, так что Выль Паш насторожился, угощая его вином.
А ночью, когда хозяин спал мертвым сном, к чумам подъехали семь человек. Они загнали хозяйское стадо в корраль и за полчаса отделили Сероковых оленей. Они отогнали их с помощью трех собак за две сопки, и председатель сказал Сероко:
— Теперь ты снова хозяин, гони стадо куда хочешь. Можешь жить, как хотел, — один. Надоест так жить, к нам приходи.
Сероко счастливым взглядом осмотрел свое стадо. Пожал всем руки и сказал, что подумает о своей жизни. Потом он вернулся в чум хозяина. Пьяная старуха, задремавшая было, подняла от лат голову и, бессмысленным взглядом уставясь на огонь, начала сказку, думая, что хозяин вновь проснулся. Она боялась хозяйского гнева и, глотая слова, торопливо пела:
— Не заменит луна место Нгер Нумгы. Не быть ненцу хозяином своей судьбы. Не почернеет снег в тундре, никогда не засветит солнце в полуночи.
Сероко тронул старуху за плечо, и она затихла. Он поднял ее вместе с малицей и вынес из чума.
— Смотри, — сказал он.
На севере в полуночи ярко горело солнце.
— Я слепая, — сказала старуха, — я пять лет уже ничего не вижу.
Сероко вернулся в чум, растолкал хозяина и, глядя в его расплывшееся багровое лицо, проговорил:
— Я погоню своих олешек в колхоз, а ты угоняй свое ушканье стадо с наших пастбищ.
Хозяин пьяно улыбнулся:
— Ты орешь, точно твои олени уже не в моем стаде! Пусть смеются мои пастухи над твоей дурной хвастливостью.
Выль Паш поправил ногою головню у костра и плюнул вслед выходящему из чума Сероко.
ДЕВУШКА С РЕКИ СЮРРЕМБОЙ-ЯГА
Когда от теплых лесов, далеких лесов поднимаются легкие ветерки, чтобы нести на своих широких плечах длиннокрылых лебедей, река Сюррембой-Яга уже сбрасывает в океан свою ледяную малицу.
Из тысячи озер бегут к ней ручейки, и гусиный пух и лебединые перья плывут по воде, кружась как пена.
На полпути Сюррембой-Яга замедляет бег, и олени из большого стойбища приходят к ней на водопой. Еще не у всех сброшенные рога, белые, позеленевшие, отражаются в спокойной воде.
А немного ниже стойбища стоят высокие гранитные скалы. И Сюррембой-Яга никак не хочет примириться с этим. Она ворчит, злится, встает на дыбы у переката и, обессиленная, падает по другую сторону его.