И только в два часа ночи, когда прекращает работу большинство советских радиостанций, приемник переводится на короткую волну в поисках острова Колгуева. Переключаясь на передачу, Вася Подольский выстукивает ключом:
«Колгуев. Слушаю. Передавайте материал в газету. Перехожу на прием. Перехожу на прием».
«Здравствуйте, Василий Николаевич, — отвечает Колгуев, — у меня все в порядке, сегодня охотился неудачно, поломал лыжи. Передаю материал. Абзац. Новое товарищество по совместному выпасу оленей… Абзац. На острове Колгуеве по инициативе…»
Вася Подольский записывает текст телеграммы. Пальцы устали. Их сводит судорога, но он продолжает писать, тепло улыбаясь радисту с острова Колгуева.
«Спасибо, Ваня. Спокойной ночи», — передает он наконец и вспоминает широкое лицо Вани Явтысого, его приплюснутый нос, смущенно-торопливую речь и сдержанную любознательность. Впрочем, самый способный и любимый ученик Васи Подольского — Ефим Пырерко. Ваня и Ефим учились в педагогическом техникуме, а в свободное время приходили на рацию и так полюбили радио, что за три года стали смышлеными радистами. И осенью прошлого года, когда ребят назначили заведующими красными чумами, Вася Подольский пригласил к себе в гости журналистов окружной газеты, рассадил учеников вокруг себя и велел всем внимательно наблюдать за ним.
Притащив из шкафа десять мензурок, он налил в каждую из них по сто пятьдесят граммов вина и произнес тост при дружном хохоте гостей:
— Пусть радиостанции на острове Колгуеве и в горах Пай-Хоя будут так же точно работать, как точно налиты эти бокалы.
Начальник рации хитровато подмигнул и выпил первым. После третьей рюмки он улыбнулся своим ученикам и сказал смущенно:
— Не забывайте своего учителя, берегите себя, вы у меня хорошие ребята.
Ученики, забыв о сдержанности, чуть не опрокинули стол, намереваясь качать Васю Подольского, но тот стал хмурым. У него заболели голова и сердце. Врач категорически запретил ему пить, если он хочет прожить еще несколько лет.
Гости пытались его развеселить, но ничего не выходило. Тогда Ефим Пырерко, всегда хмурый крепыш, почти ровесник своего учителя, принес из соседней комнаты походную кровать и, чтоб не было скучно хозяину, поставил ее рядом со столом. Он заботливо расстелил постель, раздел Васю Подольского и уложил спать.
— Так веселее будет.
Вася Подольский быстро уснул. Он проспал до обеда, не успев даже проводить своих учеников.
Теперь они работают за тысячу километров друг от друга, но маленькие антенны скрепляют их дружбу так, что они почти совсем не чувствуют расстояния, точно живут в каком-то большом городе и беседуют за одним столом. Они шутят друг с другом — «разыгрывают», как говорит уборщица на рации. Когда у Ефима Пырерко родился сын, а дочери исполнилось тринадцать лет, друзья горячо поздравляли его, чуть не сорвав передачу метеосводки с острова Рудольфа на материк. А через месяц Ефим Пырерко благодарил товарищей за посылки, за книги дочери и соски сыну. Он писал, что его дочь уже научилась выбивать две буквы по азбуке Морзе.
Вот из-за него-то, Ефима Пырерко, своего любимого ученика, и беспокоился начальник радиостанции. В течение трех суток рация в горах Пай-Хоя молчала, сколько ее ни вызывали.
Медленно течет время.
Вася Подольский подходит к щитам передатчика и приемника. Он задумчиво смотрит на золотые, синие и голубые волоски микроламп. На душе его тяжелая тоска.
Усевшись за ключ, он вызывает культбазу за Хоседа-Хардом. Ему отвечают не торопясь. Радист передает в газету статью о развале колхоза.
«Все ли так?» — спрашивает начальник рации.
«Все так», — уверенным речитативом тире и точек отвечает радист.
«До свиданья», — передает Вася Подольский и выключает передатчик.
«С Ефимом была точно такая же история, — вспоминает он. — Только Ефим не подписал под статьей своей фамилии. Статью напечатали, а счетовода колхоза арестовали. Милиция поехала за остальными. Если бы Ефим подписал свое имя, ему бы несдобровать».
Вася Подольский смотрит на часы. Половина третьего. За окном поднимается ветер.
«Антенну бы не сорвало».
И вновь включаются рубильники. Начальник радиостанции надевает наушники и ловит рацию на Пай-Хое. «В наушниках удобнее ловить», — думает он, и внезапно лоб его покрывается потом, а лицо бледнеет.