— Я… занимался благотворительностью.
"А?"
Я хихикнул.
— Присмотр за больными, самоотверженное служение общественному благу... и всё в таком роде.
Это запутало его ещё больше, но потом он вдохнул и почувствовал царящий в машине запах.
— О... Опять та девушка?
Я скорчил гримасу.
"Это пахнет сумасшествием".
— И без тебя знаю, — буркнул я.
Он вновь потянул носом воздух: — Хмм, да у неё и в самом деле замечательный аромат!
Рычание непроизвольно сорвалось с моих губ ещё до того, как его слова успели полностью дойти до моего сознания.
— Полегче, брат, прямо тебе уже ничего не скажи.
Тем временем подошли остальные. Розали, всё ещё не простившая меня, мгновенно уловила запах в машине и вперилась в меня злобным взглядом. Я попытался разгадать, откуда растут ноги у её злобы, но из мыслей Розали на меня изливались лишь сплошные оскорбления.
Реакция Джаспера мне тоже не понравилась. Как и Эмметт, он сразу отдал должное запаху Беллы. Конечно, этот аромат не имел для них и тысячной доли той притягательности, которой он обладал для меня, но всё равно — какое право они имели хотеть Беллу?! Её кровь не для них! А уж Джаспер, с его плохим самоконтролем...
Элис подскочила к моему окну и протянула руку за ключами от грузовика Беллы.
— Я только видела себя... — по своему обычаю, туманно проговорила она. — Ты должен рассказать мне, в чём там дело.
— Это не значит…
— Знаю, знаю, буду ждать. Недолго осталось.
Я вздохнул и отдал ей ключ.
Мы следовали за ней до дома Свонов. Дождь барабанил с силой тысяч крохотных молотков. Грохот стоял такой, что вряд ли человеческое ухо Беллы различило рёв двигателя грузовика. Я пытливо смотрел на окно её комнаты, но она так и не выглянула. Может, она ушла. И не было мыслей, которые я мог бы услышать, не было ничего, что могло бы мне рассказать, счастлива она или печальна, в безопасности она или в беде... Я загрустил.
Элис забралась на заднее сиденье, и мы помчались домой. Дороги были пустынны, так что мы добрались за считанные минуты. Войдя в дом, мы тут же разбрелись по разным углам и занялись каждый своим делом.
Эмметт и Джаспер затеяли игру в шахматы собственного изобретения: на восьми соединённых досках, разложенных вдоль стеклянной задней стены гостиной, и с особо сложным сводом правил. Они не позволят мне присоединиться; только Элис соглашалась играть со мной.
Элис направилась к своему компьютеру, стоявшему сразу за углом от них, и я услышал, как запел её проснувшийся монитор. Элис работала над составлением нового, сверхмодного гардероба для Розали. Обычно та стояла сзади и указывала покрой и цвет, в то время как пальцы Элис порхали по сенсорным экранам (мы с Карлайлом немного подработали систему, поскольку большинство таких экранов реагируют на температуру). Но сегодня Розали была не в духе. Она разлеглась на софе и принялась щёлкать пультом телевизора, пролистывая по двадцать каналов в секунду и ни на чём не задерживаясь. Она раздумывала, не пойти ли ей в гараж и не заняться ли любимым BMW.
Эсме была наверху: хлопотала над новыми проектами.
Через некоторое время Элис выставила голову из-за угла стены и начала беззвучно проговаривать Джасперу будущие ходы Эмметта — тот сидел на полу к ней спиной. Джаспер с невозмутимым видом нагло забрал любимого коня своего противника.
А я — впервые после такого долгого перерыва, что мне даже стало стыдно, — сел за изысканный рояль, стоявший здесь же, в гостиной.
Пробежался пальцами по клавишам, проверяя настройку. Она всё ещё была превосходна.
Эсме наверху приостановила свои дела и склонила голову набок, прислушиваясь.
Я проиграл первые такты пришедшей ко мне сегодня в автомобиле мелодии. Вживую они звучали даже ещё лучше, чем в моём воображении.
"Эдвард снова играет", — растроганно подумала Эсме, и на её лице расцвела улыбка. Она встала из-за стола и молча подошла к верхней ступени лестницы.
Я добавил гармонию, сплетя её с основной мелодией.
Эсме, удовлетворённо вздыхая, села на верхнюю ступеньку лестницы и прислонила голову к перилам.
"Новая пьеса. Как давно не было ничего нового. Чудесная музыка".
Мелодия развивалась и наливалась красками, обрастая подголосками.
"Эдвард опять сочиняет?" — подумала Розали, стиснув зубы в яростном негодовании.
Вот она и выдала себя с головой. Я, наконец, смог увидеть всё накопившееся в ней и до поры подавляемое недовольство. Стало понятно, почему она совершенно не выносила меня в последнее время. Почему убийство Изабеллы Свон совсем не отягчило бы её совести.
Поступками и мыслями Розали всегда управляло тщеславие.
Я бросил играть и расхохотался, не в силах сдержаться. Пришлось подавить веселье, прихлопнув рот рукой.
Розали обернулась и злобно вперила в меня взор, пылающий досадой и яростью.
Эмметт и Джаспер тоже оглянулись на нас. Эсме пришла в замешательство. Она мгновенно сбежала по лестнице и остановилась, бросая взгляды то на меня, то на Розали.
— Продолжай, Эдвард, — подбодрила Эсме, разряжая обстановку.
Я снова заиграл, повернувшись спиной к Розали и всеми силами стараясь стереть с лица ухмылку. Розали поднялась с дивана и гордо удалилась из комнаты, больше рассерженная, чем смущённая. Впрочем, смущена она тоже была не на шутку.
"Если ты хоть что-нибудь кому-нибудь скажешь, порву тебя в клочья".
Я подавил очередной смешок.
— Что это с тобой, Роуз? — воззвал Эмметт ей вдогонку, но Розали не обернулась. С гордо выпрямленной спиной она прошествоавалав в гараж и нырнула под свою машину, как будто намеревалась спрятаться там.
— Да в чём дело? — обратился Эмметт ко мне.
— Не имею ни малейшего представления, — солгал я.
Эмметт досадливо рыкнул.
— Играй, Эдвард! — попросила Эсме, потому что я снова остановился.
Я послушался. Она подошла и встала позади меня, положив руки мне на плечи.
Пьеса была прелестной, но, к сожалению, незавершённой. Я пробовал и так, и эдак, но продолжение никак не приходило.
— Это очаровательно. Как называется? — спросила Эсме.
— Пока никак.
— А у неё есть история? — спросила она с улыбкой. Моя игра доставляла ей огромное наслаждение, и я чувствовал себя виноватым, что так надолго забросил занятия музыкой. Это было эгоистично с моей стороны.
— Я думаю, это... колыбельная. — И как только я это сказал, мелодия свободно потекла дальше, играя, сверкая, живя своей собственной жизнью.
— Колыбельная, — тихим эхом повторила Эсме.
У мелодии была история, и это была история о девушке, спящей на узкой кровати, её тихом дыхании, густых тёмных волосах, разметавшихся по подушке, как морские водоросли, тёплых мягких губах, шепчущих моё имя...
Элис оставила Джаспера на произвол судьбы и Эмметта и присела рядом со мной на скамью. Своим звенящим, как колокольчики под ветром, голосом она напела верхний подголосок октавой выше основной мелодии.
— Чудесно, — шепнул я. — А что, если вот так...
Я вплёл её мелодию в гармонию — мои руки летали по по всей клавиатуре, собирая все мотивы и звуки воедино, сливая их, придавая новые и новые оттенки, расцвечивая обертонами...
Она ухватила настроение и запела с ним в лад.
— Великолепно, — вымолвил я.
Эсме сжала мои плечи.
Голос Элис, поднявшийся над мелодией и уведший её к новым горизонтам, помог мне найти верное завершение всей пьесы. Мелодия успокаивалась и затихала, достигнув возвышенности и умиротворённости звучащего под сводами собора хорала. Она стала так же совершенна и прекрасна, как была совершенна и прекрасна спящая девушка — ни в одной из них нельзя было найти ни одного изъяна.