«Бродз» были старейшей пивоваренной компанией в Норфолке, и хозяевам захотелось создать ей новый имидж. Все в агентстве были счастливы, по крайней мере, до тех пор, пока «Бродз» не отклонили все предложенные проекты кампании. Пивоварам не понравились космонавты, пьющие их эль в свободном падении, плевать они хотели на все варианты с компьютерами и особенно ополчились на идею связать название их продукта с какой-нибудь эстрадной или киношной звездой, современной или же вынутой из ностальгического нафталина. После нескольких отказов Сид вихрем ворвался в офис.
– Все равно что с мумиями говорить! Какого лешего они притащились сюда, если считают, что знают лучше нас о современных тенденциях?
И Эллен подумала, возможно, агентство не понимает сути – возможно, они обеспечили бы будущее пивоварни, покопавшись в ее прошлом. Ей показалось, она когда-то что-то слышала об этом эле, и за выходные ей удалось изучить историю норфолкской пивоварни.
«Кое-что, чего вы, возможно, не знаете о „Бродз Бест“», – записала она в блокноте, и еще: «Десять фактов, которые вы, возможно, не знаете…» В понедельник Сид, вроде бы, не выказал особого восторга, однако велел ей зайти позже, если удастся развить идею. В пятницу, по дороге домой, она увидела в витрине магазина игрушек паззл, и ее осенило, как организовать кампанию; ей настолько не терпелось поделиться мыслями, что она договорилась с Сидом о встрече в офисе в субботу утром. Она позволила ему себя обнять, чтобы выразить свое восхищение идеей, но, когда он попытался грубо ухватить ее за грудь, ткнула его в живот.
– Принеси посмотреть, когда будет готово, – пробрюзжал он тоном директора школы, увернувшись от удара.
От этих воспоминаний ее все сильнее охватывал гнев, и она заставила себя открыть папку на столе. Ее работы до сих пор производили такое же впечатление, какое они, должно быть, произвели на Сида. «Этот человек однажды сказал, что это самый благородный эль Англии», таким был первый факт о «Бродз Бест», которого могла не знать публика, помещенный на десятой из картинок, поэтапно сложившейся из девяти предыдущих рекламных лозунгов, и на ней был портрет Генриха Восьмого с пивной кружкой в руке. Но когда она показала это Сиду, тот сморщился.
– Мне тоже когда-то казалось, что люди так и кинутся избавляться от зубного камня, если я изображу зубную щетку, изгоняющую Чингисхана. Перемудрила, – добавил он, и она ощутила себя такой разочарованной и уязвленной, что даже не задумалась, почему он вдруг решил оказать ей незаслуженную любезность и забрал рисунок, чтобы показать начальству.
Она должна была догадаться, что затевает Сид. Натан наверняка предостерег бы ее, только он на той неделе уехал в отпуск в Марракеш. Через несколько дней, когда младший партнер компании поздравил ее с тем, что она помогла Сиду воплотить идею для «Бродз Бест», она от негодования потеряла дар речи, а когда ее гнев потребовал словесного выражения, было уже слишком поздно и показалось бы просто ложью. Кроме того, она достаточно хорошо изучила начальство: партнеры сочли бы субботний инцидент пустяком и наверняка списали бы ее обвинения на попытку отомстить. Хуже всего, Сид всем своим самодовольным видом давал понять, что обошелся бы с ней куда справедливее, если бы она ему поддалась.
Она тогда убедила себя, что вся эта гнусная история не имеет значения, раз уж Сид Пикок перевелся в лондонское агентство, а она уже была беременна Маргарет, но сейчас она понимала, что должна была отстоять авторство своей работы ради будущего. Может быть, еще не поздно, подумала она, забирая с собой папку, чтобы показать Бену.
– Ты взял бы меня на работу?
– Даже не сомневайся, и любой здравомыслящий человек возьмет.
– Да, но ты ведь на мне женился.
– И любой здравомыслящий человек женился бы, – заверил он и скорчил рожу, опровергая утверждение о собственном здравомыслии. – Как только тетя приедет домой и сможет посидеть с детьми, мы отправимся в ресторан. Нам необходимо столько всего отпраздновать.
Утром Эллен повела детей в школу. Джонни бежал впереди, останавливаясь у каждого перекрестка, и оглядывался на нее, ожидая разрешения перейти дорогу. Маргарет держала ее за руку и болтала о платьях, музыке, о том, что в следующем году ей предстоит перейти в другую школу, об однокласснице, которая, по слухам, не ходит на занятия, потому что у нее случились первые месячные… Это детям всегда есть что отпраздновать, думала Эллен, но, пока ее семья счастлива, что еще нужно? Временами она переживала, вырастут ли дети нормальными, когда их отец писатель, а мать художница, но они постоянно напоминали ей, что это не имеет значения. У школьных ворот оба торопливо чмокнули ее в щеку и побежали к своим друзьям, а она отправилась домой, чтобы приготовить обед до назначенного собеседования.
Бен оставил ей «фольксваген» с запиской на водительском сидении:
Если ты гордишься собой хотя бы вполовину так же сильно, как горжусь тобой я, ты их порвешь!
Она улыбнулась и поехала в Норидж, ей хватило времени, чтобы прогуляться от парковки по пешеходным улочкам до собора, рядом с которым стояло длинное современное здание из желтоватых камней, куда она и вошла примерно за пять минут до назначенного срока.
Лифт, благоухавший духами и мурлыкавший что-то монотонное, вознес ее на четвертый этаж. Она прошла мимо бухгалтерии, где женщины печатали то, что им диктовали в наушники, мимо еще одной двери, на стекле которой чья-то фамилия была словно скрыта под слоем инея, и нашла приемную «Рекламы без границ» за стеклянными дверями шириной во всю стену. Пухлые синие диванчики, стоявшие друг напротив друга и разделенные толстым синим ковром, терялись на фоне плакатов размером с хороший рекламный щит. На диванчиках ждали двое мужчин, они поглядели на Эллен и тут же снова напустили на себя равнодушно-безмятежный вид, пока она здоровалась с секретаршей за стойкой, чьи глаза и вишневые губы казались приклеенными к лицу.
– Миссис Стерлинг? Вы пойдете первой, – сказала секретарша.
Эллен виновато улыбнулась конкурентам и присела на диванчик. Ее сосед, мужчина средних лет с галстуком-бабочкой в горошек и в великоватом ему твидовом костюме, сидел, уставившись на свои короткие толстые пальцы так, словно они замышляли что-то против него. Второй мужчина, которому на вид было не больше тридцати, сжимал свое портфолио костистыми коленями и сложенными ладонями, как будто молился или же пытался успокоиться. Эллен прислушивалась к неловкому молчанию и звукам, которые лишь подчеркивали его: скрип новых ботинок «твидового костюма», нервно шевелившего пальцами на ногах, барабанная дробь, которую выбивала по ковру левая подметка второго соискателя, – а секретарша то и дело произносила в телефон:
– «Реклама без границ», – она говорила тоном ведущей телешоу, которая описывает приз победителю. Наверное, этот повторяющийся возглас не будет восприниматься, когда Эллен начнет здесь работать, конечно, если получит место. – Это был наш мистер Раттер, – говорила между тем секретарша. – Ему пришлось неожиданно выехать в Лондон. А мистер Хипкисс не сможет его заменить? Что у вас за проект? Попрошу вас немного подождать… – Эллен все еще ждала, когда же она попросит, а та уже продолжала: – Боюсь, мистер Хипкисс в данный момент занят. Он может вам перезвонить. Боюсь, мистер Фьюдж с мистером Пикоком сейчас на собрании. Я передам мистеру Хипкиссу, что вы звонили, как только он освободится.
Она положила трубку и уставилась в стол, демонстрируя пробор, словно предлагала собравшимся поспорить, натуральная ли она блондинка, и Эллен пришлось дважды повторить вопрос, прежде чем секретарша подняла голову.
– Как вы сказали, кто сейчас на собрании?
– Все партнеры, за исключением мистер Раттера. Но они уже вот-вот освободятся, – произнесла секретарша с живостью, в которой угадывался легкий упрек.