Он говорил таким тоном, будто предлагал Бену увлекательнейшее занятие, однако Бену вовсе так не казалось.
– О чем это? – смущенно уточнил он.
– Ну, что ты переживаешь с тех пор, как Бог забрал твоих родных к Себе.
Бену удалось облечь часть своих мыслей в слова:
– Я все время спрашиваю себя, куда они ушли.
– Ну, Бен, уж это-то, как мне кажется, хороший мальчик, который посещает католическую школу, должен знать.
– Речь идет о Чистилище, Бен.
– Ты же это знал, верно? И я уверен, ты можешь рассказать нам из своего катехизиса, что это означает.
Бен попугаем выдал ответ. Вероятно, тетушка почувствовала растущее в нем разочарование, потому что сказала:
– Маленькому мальчику трудно ухватить суть.
– Трудности даны для стойкости, мисс Тейт. Хочешь, Бен, я расскажу кое-что, что тебя удивит? Подозреваю, ты испытываешь примерно то же, что испытывал я в твоем возрасте. Видишь мою бабушку? Я потерял ее, когда мне было девять.
Он говорил о пожелтевшей фотографии в овальной рамке, которая стояла на каминной полке, и мысли Бена пустились вскачь.
– Я никак не мог понять, почему пожилая дама, никогда не причинявшая никому вреда, должна ждать целую вечность, пока ее пустят на Небеса, – продолжал святой отец.
Это точно было не то, о чем Бен старался не думать с момента аварии.
– Как вы считаете, она до сих пор там? – спросил он.
Его тетушка потрясенно ахнула, однако святой отец лишь снисходительно улыбнулся Бену.
– Этого нам знать не дано, верно? Если бы мы считали иначе, мы бы перестали молиться за родных, а этот как раз та работа, которую ждет от нас Господь на Земле: возносить Ему молитвы, чтобы наши возлюбленные поскорее отправились на Небеса.
Бен начал паниковать, потому что все это мало что значило для него.
– Но ведь у некоторых умерших людей на Земле нет никого, кто мог бы за них помолиться.
Святой отец сверкнул зубами, улыбнувшись тетушке Бена.
– Сообразительный парень. Прекрасно, что вы ведете его к вере! – Обратившись к Бену, он добавил: – Вот потому-то мы и молимся за все души в Чистилище, а не только за те, которые принадлежат нашим родным.
– Теперь тебе легче, Бен? – спросила тетушка таким тоном, словно он ободрал коленку. – Ты теперь знаешь, где твоя мама и все остальные, и ты знаешь, что помогаешь им.
Ничего подобного он не знал. Нельзя же, чтобы в Чистилище было больше душ, чем звезд на небе, но ведь мистер О’Тул сказал как-то на собрании школы, что из-за одного-единственного не упомянутого на исповеди греха придется остаться в Чистилище до конца времен. Если твои молитвы помогают даже тем покойникам, о которых ты понятия не имеешь, какой смысл молиться за своих отдельно? А если, молясь за своих поименно, ты сокращаешь их срок пребывания в Чистилище, это же совершенно несправедливо по отношению к тем, за кого некому молиться поименно. Подобное устройство поразило его своей неразумностью вплоть до полной бессмысленности, и это его ужаснуло.
Святой отец подался к нему почти доверительно.
– Наверное, ты пытаешься понять, ради чего столько страданий. Я угадал? Такой сообразительный мальчик, конечно, пытается. Так вот, Бен: что бы ни случилось с нами в этой жизни и после, какими тяжким ни казались бы испытания, как думаешь, встреча с Богом стоит того?
– Я не знаю.
– Я хочу сказать, если бы нам пришлось страдать, заслуживая награду, разве возможность целую вечность созерцать Бога не была бы наградой, превосходящей все мыслимые?
– Наверное, да.
Священник распрямился на стуле.
– Полагаю, пока что достаточно, мисс Тейт. Нашему молодому человеку будет о чем поразмыслить. Если все это покажется тебе слишком сложным, Бен, не стесняйся задавать вопросы. О, что тут у нас для хорошего мальчика? Похоже, это стакан молока.
Бен вежливо поблагодарил экономку священника и сосредоточился на молоке. Вопросов у него было хоть отбавляй, но он понимал, что ответы найдет не здесь. Должно быть, святой отец ошибается, он ведь сам сказал, что не знает намерений Бога. А если и церковь ошибается насчет смерти и того, что ждет после? Бен обдумал все это, и ему показалось, что отец Флинн еще больше отдалил его от его родных, отправив его семью еще дальше в неизведанную темноту.
В тот вечер Бен молился за них горячее обычного – про себя, чтобы не услышала тетя. Он молился сначала перед фотографией, а потом – лежа под одеялом, пока не уснул. Он то и дело представлял их себе в Чистилище, голых, извивающихся, словно насекомые, брошенные на раскаленные угли, и неспособных даже умереть. Он стискивал пальцы молитвенно сложенных рук, словно боль в них могла успокоить боль во всем теле, и молился так горячо, что переставал понимать слова. Когда видение наконец отступило, осталась только холодная темнота, которая как будто обещала успокоение.
Глава шестая
В канун Хэллоуина на улицах пахло туманом и сожженными листьями. Бен весь день чувствовал, что его окружают знаки, слишком таинственные, чтобы их истолковать: танец палых листьев на ветру; длинные тени в тех местах, где в ожидании зимы затаилась осенняя прохлада; словно налитое кровью солнце, которое вечерний туман утягивал вниз, за казавшиеся вырезанными из картона дома. Бен почти смог поверить, что предвкушение, какое внушили ему удлинившиеся ночи, было просто предпраздничным волнением, отражавшимся на лицах всех детей вокруг, но тогда почему же он так встревожен?
Миллиганы пригласили их с тетей провести праздничный вечер у них дома. После обеда тетя повела Бена по улицам, каждый раз крепче стискивая его руку, когда навстречу им попадались фигуры, облаченные в маски или остроконечные шляпы.
– Это просто дети в маскарадных костюмах, – бормотала она себе под нос, не подозревая, что лично Бена пугает, как бы они не подняли на смех его наряд: простыню, которую тетушка одолжила ему с большой неохотой и которую ему пришлось намотать на кулак, чтобы не запутаться и не упасть. Наконец-то они добрались до места, и в окне гостиной их приветствовала улыбающаяся тыква, а мистер Миллиган открыл дверь.
– Ого, у нас римский сенатор, – громогласно объявил он. – Вешай на крючок свою тогу, Бенний, и входи.
Из кухни выскочила миссис Миллиган с двумя фартуками и яблоком, от которого звучно откусила.
– Он больше похож на старого языческого жреца, – сказала она, но тут же добавила с жаром, отчего у нее даже выскочили изо рта крошки яблока: – На самом деле, ничего подобного, Бен. Ты лучшее привидение из всех, какие я видела сегодня. От одного взгляда на тебя пробирает дрожь.
Она выдала им с Домиником фартуки, чтобы они могли вылавливать ртом яблоки, плававшие в тазике для мытья посуды, который стоял в комнате на банном полотенце. От воды и яблока, которое Бену в итоге удалось ухватить зубами, пахло мылом и еще свечами, освещавшими комнату. Позже миссис Миллиган подала на большом овальном блюде сосиски, торчавшие из сугроба картофельного пюре, а за сосисками последовали остроконечные кексы, изображавшие крысиные морды, из которых пришлось выдергивать несъедобные усы. Тетушка Бена с несчастным видом поглядывала на тени сосисок, лежавшие на скатерти, словно скрюченные в угрожающем жесте пальцы, а к крысиным кексам она даже не притронулась. Миссис Миллиган убрала со стола и вернулась в комнату – ее тень вздымалась у нее за спиной, словно часть темноты из коридора решила присоединиться к их компании.
– Пора рассказывать истории, – объявил мистер Миллиган.
– Ничего неподобающего, – предостерегла тетушка Бена. – Ничего такого, от чего прибавляется седых волос.
– Расскажи о человеке, который нашел на пляже в Феликстоу свисток, – предложил Доминик.
Мальчики устроились по бокам от камина, спиной к огню, и Бену казалось, что прохладные изразцы не дают волнам жара схватить его. Мистер Миллиган рассказал о свистке, который вызывал призрака в саване, но когда призрак перегородил герою рассказа единственный выход из его спальни, оказалось, что в саване никого нет. Бен завороженно слушал, и ему казалось, он сидит у ног великанов с освещенными огнем лицами, чьи тени то сливаются, то расходятся, то переползают на потолок, куда их влечет подвижный сгусток еще более глубокой черноты. Когда мистер Миллиган договорил, позволив герою выскочить из комнаты, Бен услышал, как тетя тяжко вздохнула, не одобряя.