Он оттащил игроков от Кейси и наконец пробился к рослому подающему.
— Ну? — спросил он.
Стилман улыбался: — Иди, Кейси. Скажи ему.
Именно в этот момент все в комнате обратили внимание на лицо Кейси. Он улыбался. Это была большая улыбка. Широкая улыбка.
Завораживающая улыбка. Она разлилась по всему лицу вверх и вниз.
Она светилась в его глазах.
— Послушайте, мистер Мак-Гэри, — гордо сказало он и показал пальцем себе на грудь. Лягушачий Рот приложил ухо и услышал устойчивое «тик», «тик», «тик».
Тут Лягушачий Рот отступил назад и взволнованно закричал: — У тебя появилось сердце.
Реплики игроков слились в восхищенный хор, который Бизли, едва стоящий на ногах от волнения, пытался утихомирить.
— А посмотрите на эту улыбку, — сказал Стилман, перекрывая общий шум. — Это единственное, чего я не смог дать ему раньше, — улыбка!
Кейси обнял старика.
— Это здорово. Это просто здорово. Теперь я чувствую себя… чувствую себя… как единое целое!
Команда взревела от переполнявших ее чувств, а Бертрам Бизли взобрался на массажный стол, сложил рупором руки и прокричал:
— Прекрасно, «Доджеры» — на поле. Команда — вперед! Кейси сегодня начинает. Новый Кейси!
Команда шумно выбежала на поле, отбросив Мак-Гэри в сторону и заглушив первую часть его новой речи, которую он начал так:
— Ну, парни! Весело, энергично, напористо… — Ему не удалось закончить речь, потому, что Монк, Резник и Инфилд в едином порыве вынесли его за дверь.
Когда Кейси был объявлен стартером команды «Доджеров» в этой игре, толпа изрыгнула рев, который мог заглушить любой раскат грома из тех, какие когда-либо громыхали здесь или в окрестностях Нью-Йорка. А когда Кейси вышел на поле и направился к насыпи, 75833 человека встали и как один зааплодировали, и только второй игрок, который в это время нес мяч подающему, заметил, что в глазах могучего Кейси были слезы, а выражение его лица такое, что второй игрок остановился. Поистине, он никогда не видел НИКАКОГО выражения на лице Кейси прежде, а сейчас он остановился и потом, когда шел к своей линии, несколько раз оглянулся.
Судья крикнул: «Игра», и Доджеры начали шумно переговариваться, что всегда предшествовало первой подаче. Монк подал сигнал, а затем выставил рукавицу, ожидая мяч. Начинать надо с быстрого мяча, подумал он. Следует дать им понять, против кого они играют, подзадорить их немножко. Ошеломить. Заставить из нервничать. Вот как планировал Монк свою стратегию за площадкой. Такая стратегия и не была особенно необходима, когда подавал Кейси, но всегда неплохо было продемонстрировать с самого начала тяжелую артиллерию! Кейси кивнул, крутнулся и бросил. Спустя двенадцать секунд у женщины в квартире на третьем этаже в трех кварталах от стадиона бейсбольным мячом, пролетевшим более семисот футов, было выбито стекло в спальне.
Тем временем толпа на трибунах сидела, молча разинув рты, глядя, как стартер с битой из команды «Нью-Йоркских Гигантов» вразвалочку шел по полю прямо в распростертые объятия товарищей по команде, приветствующих его после такого удачного начала.
Мак-Гэри Лягушачий Рот в этот момент почувствовал, что такого разочарования, какое постигло его только что, он еще раз просто не переживет. Если бы он мог заглянуть в ближайшее будущее, то понял бы, что этот прогноз совершенно ошибочен. Он бы предвосхитил ощущения от подач номер два, три и четыре, после которых первая подача была не более ошарашивающей, чем таблетка аспирина на пустой желудок. А уж как плохо ему стало через сорок пять минут, когда Кейси промазал девять раз, прошел шестерых, сделал две какие-то совершенно сумасшедшие подачи и пропустил бросок на холм, отчего Мак-Гэри заорал на скамье благим матом: — Такой поймал бы и паралитик — ветеран Гражданской войны, потерявший руку при Геттисберге.
На седьмой подаче Мак-Гэри Лягушачий Рот в пятый раз прошел по холму и на этот раз не возвращался на тренерскую скамью, пока не сходил к скамейке запасных, чтобы заменить Кейси. Заменой был очень энергичный парень, хотя и несколько нервный, который непрерывно жевал табак и который почувствовал себя очень плохо, потому что, подойдя к третьей линии, от волнения проглотил весь кусок. Надсадно кашляя он взошел на насыпь и взял мяч у Лягушачьего Рта. Кейси торжественно засунул перчатку в боковой карман и с чувством выполненного долга двинулся к душевым.
За десять минут до полуночи раздевалка опустела. Все игроки, кроме Кейси, вернулись в гостиницу. Бертрам Бизли отбыл еще раньше — шестая подача Кейси уложила его на носилки. В раздевалке находились только тренер, который время от времени по-волчьи взрыкивал и дергал головой взад и вперед, да добродушный седовласый старик, строивший роботов. Кейси вышел из душевой, завернутый в полотенце. Он мягко улыбнулся Лягушачьему Рту, а потом подошел к своему шкафчику и как ни в чем ни бывало начал одеваться.
— Ну, — заорал на него Лягушачий Рот. — Ну? Первую минуту он прямо-таки как богини судьбы, все три вместе взятые, а еще через минуту кузен каждому «Нью-Йоркскому Гиганту». Это прямо-таки какой-то сосуд скудельный. Дыра-дырища! Ну, ладно, может быть, ты что-нибудь скажешь, Кейси? Может, объяснишь? Мог бы для начала сказать мне, как один человек может пропуделять девять мячей, профукать четыре одиночных, два двойных, тройную и две в собственном доме?
Вопрос остался без ответа. Стилман взглянул на Кейси и очень мягко произнес: — Сказать ему, Кейси?
Кейси виновато кивнул. Стилман повернулся к Мак-Гэри.
— У Кейси теперь есть сердце, — сказал он спокойно.
Лягушачий Рот вспылил.
— Да? У него есть сердце! Да, я знаю, что он заполучил сердце! Поэтому это не новость, профессор! Объясните мне, в чем дело!
— Дело в том, — сказал Кейси, и это был первый раз, когда он сказал больше трех предложений кряду, с того момента, как Мак-Гэри встретил его. Дело в том, мистер Мак-Гэри, что я просто не могу выбивать этих бедных ребят. Во мне не было желания делать то… ну, ущемлять их чувства. Я чувствовал — я чувствовал жалость! — Он посмотрел на Стилмана, как бы ища поддержки.
Стилман кивнул.
— Вот что он обрел, мистер Мак-Гэри. Жалость. Посмотрите, как он улыбается.
Кейси согласно кивнул. Он выглядел очень счастливым, а Стилман улыбнулся ему.
— Видите, мистер Мак-Гэри, — продолжал он. — Человек получает сердце, особенно такой, как Кейси, который пробыл здесь не настолько долго, чтобы понять такие вещи, как соперничество, или стремление первенствовать, или эгоизм. Видите, — пожал плечами, — вот что получается в этом случае.
Лягушачий Рот плюхнулся на скамью, открыл бутылку с пилюлями и обнаружил, что она пуста. Он бросил ее через плечо.
— Вот что получается с НИМ, — с горечью сказал он. — Сказать тебе, что со мной случится? Я снова стану тренером девяти развалин, настолько дряхлых, что должен буду натирать их формальдегидом и оживлять в промежутках между подачами. — Он вдруг задумался и посмотрел на Кейси. Кейси, — спросил он, — а «Бруклинских Доджеров» тебе не жалко?
Кейси снова посмотрел на него с улыбкой.
— Простите, мистер Мак-Гэри, — сказал он. — Дело как раз в том, что я вообще не хочу выбивать парней. Я не хочу, чтобы из-за меня портилась карьера. Доктор Стилман полагает, что теперь мне лучше заняться благотворительной деятельностью. Я хотел бы помогать людям. Правильно, доктор Стилман?
— Правильно, Кейси, — ответил Стилман.
— Вы уходите? — спросил Кейси у Мак-Гэри, когда увидел, что тренер направляется к двери.
Лягушачий Рот повернулся к нему. Усмешка на его лице была усмешкой умирающего человечества.
— Не стоит благодарности, — ответил он.
Он глубоко вздохнул и вышел в темный августовский вечер, а черные заголовки газет на стенде сразу на выходе из стадиона кричали ему: — МЫ ЖЕ ГОВОРИЛИ! и — он прочел это по слогам —
«КЕЙСИ БОМБАРДИРОВАЛ ГОРОД С ХОЛМА».
На углу стоял репортер. Мак-Гэри мало знал этого парня.
— Ну что скажете, мистер Мак-Гэри? — спросил репортер. — Кого вы теперь поставите подающим?