Гарвей стоял, абсолютно неподвижный. Неожиданно его внимание привлекла модель А, стоявшая на площадке, простая, почти изысканная и бездомная. Гарвей моргнул, покачался, как большая фигура Святого Бернарда, затем намеренным усилием воли заставил себя сесть.
Он просидел в конторе несколько часов, сотни раз спрашивая себя, что с ним происходит. Все происходило так, словно какой-то демон, вселился в него, прицепился к гортани и. заставляет говорить.
Это было ненормальное, идиотское чувство. Однако несколько часов спустя оно пропало.
«Какого черта! — думал Гарвей. — Какого черта! Да по этим ребятам сразу видно, что они уже на следующее утро вернулись бы за своими деньгами».
Тут он в двадцатый раз отыскал глазами модель А. «Старик сказал, что она заколдована. Заколдована! Чтоб ты провалился, Гарвей Хенникат, все продолжаешь вести дела с психами!»
Спустя несколько минут в контору вошел помощник Гарвея. Его звали Ирвинг Проксмиер. Лицо у него было болезненное. Ирвинг был недоделанной копией Гарвея и находился под влиянием такого же спортивного пиджака, носил разрисованный галстук (на нем под заходящим гавайским солнцем был изображен танцор хулы) и тоже сдвигал шляпу на затылок. Копия, разумеется, была более низкого качества, чем оригинал. Все это было потугами, просто жалкими потугами.
— Извините за опоздание, босс, — проговорил Ирвинг и, точно так, как это делал его шеф, засунул сигару меж зубов. — Я искал в ломе колесные диски для «шевроле» тридцать четвертого года. Нашел два. — Он оглянулся назад и глянул в открытую дверь. — Что за сделка?
Гарвей прищурился.
— Так себе. — Затем, освобождаясь от глубоких размышлений, показал в окно. — Ирв, я хочу, чтобы ты толкнул «эссекс» тридцать пятого года.
— Давно пора. На нем стало невозможно ездить.
Гарвей прикурил сигару.
— Ставим до пятидесяти пяти долларов. Говори всем, что это музейный экспонат. Последний в своем роде. — Гарвей встал и выглянул в окно. Капот «эссекса» был приоткрыт.
— Придурок, — мрачно сказал он, — ты должен закрыть капот, болван. Он повернулся к Ирвингу. — Сколько раз я должен говорить тебе это? Когда весь двигатель покрыт ржавчиной, лучше всего поиграть в прятки. Ты ведь не собираешься объяснять, что продаешь машину, на которой французские солдаты ехали на первую битву на Марне.
В этот момент лицо Гарвея неожиданно побелело. Его челюсть отвисла. В глазах появилось странное выражение. Он повернулся и направился к столу.
— Ирв… — сказал он с усилием. — Ирв…
— Что случилось? — спросил тот. — Вам плохо, босс?
Гарвей чувствовал, как слова клокотали внутри и вырвались наружу. Он показал в окно.
— Установи на «эссексе» табличку. Пиши все, как есть. Никаких гарантий. Да открой пошире капот. Пусть полюбуются на этот двигатель.
Ирвинг смотрел на шефа во все глаза.
— Вы продать его собираетесь или всю жизнь хотите не расставаться с этим автомобилем? Да ни один нормальный человек не купит его, заглянув под капот.
Хенникат тяжело опустился на стул. Он чувствовал, как по его лицу струился пот. Он открыл левый нижний ящик стола и извлек фляжку виски. Отвинтив крышку, он сделал большой глоток. Потом взглянул в обеспокоенное лицо помощника.
— Что происходит? — спросил он чужим, тонким голосом. — Что это со мной, Ирв? Ирв, болван… как я, по-твоему, нормально выгляжу?
Ирвинг осторожно поинтересовался:
— Что вы ели на обед?
Гарвей задумался на мгновение и жестом исключил любую связь с едой. Потом овладел своим лицом, выдвинул челюсть, расхохотался с напускной храбростью и потянулся к телефону.
— Пустяки, — уверенно заявил он и набрал номер. — Это… это все внушение или что-то в этом роде. Это все из-за старого болвана с его «фордом». Послушай Ирв, он действительно тронутый! Притащился сюда с этой историей про заколдованный автомобиль…
Он услышал, как сняли трубку.
— Дорoгая! — сказал он. — Это вечно любящий! Послушай, детка… я насчет вечера… да, я подзадержусь. Я говорил тебе, что у нас учет товаров, разве нет?
Свободной рукой он чертил в воздухе фигуру старика и «форд». — Конечно у нас инвентаризация, — продолжил он, — и я собираюсь… — Он вдруг замолчал. Его лицо вновь побелело, и на лбу выступил пот, струйками стекая по щекам. — Собственно говоря, дорогая, — услышал он свой голос, — я собирался перекинуться в покер с ребятами после того, как закроюсь сегодня. И когда месяц назад я сказал тебе, что провожу учет, на самом деле я тоже играл в покер!
Он мигом оторвал трубку ото рта, словно это было какое-то животное, тянущееся к его горлу. Он вздохнул, сглотнул слюну и снова взял трубку.
— Дорогая, — сказал он слабым голосом, — дорогая, детка, мне кажется, что я заболел. То, что я только что сказал тебе… понимаешь, детка… это была шутка… я хотел сказать…
И у него вновь вырвались слова:
— Я опять собираюсь играть с ребятами в покер! — Гарвей швырнул трубку и оттолкнул от себя телефон. Он повернулся и широкими глазами смотрел на Ирвинга.
— Что происходит, Ирв? Какого черта со мной происходит? Я не контролирую то, что говорю. Я потерял контроль над…
Он замолчал, достал платок и вытер лицо. Потом поднялся, пересек комнату и выглянул во двор. Там, сам по себе, чуть в стороне от других машин, стоял «форд». Гарвей смотрел на него не отрываясь, потом обратился к помощнику.
— Ирв, — напряженно сказал он. — Меня постигло бедствие! Этот старый гусь… тот придурок, о котором я рассказывал, он сказал, что «форд» заколдован — и он был прав! Понимаешь, Ирв? Кто бы ни владел «фордом», ему приходится говорить правду.
Гарвей вцепился себе в волосы и дергал их во все стороны. Его голова качалась вперед и назад, а в голосе слышалась мука.
— Ирв, придурок… до тебя дошло? Можешь ли ты вообразить что-нибудь ужаснее?
Он оставил в покое волосы и начал бить себя в грудь.
— Мне! Гарвею Хенникату! Отныне и до тех пор, пока я владею этим автомобилем, — мне придется продолжать говорить правду!
Прошло три дня. Это были самые длинные дни, которые когдалибо в своей жизни проводил Гарвей Хенникат. Клиенты приходили и уходили, а Гарвей смотрел, как они уходят, ломая руки и таская себя за волосы или просто сидя в своей уютной конторе, физически неспособный вымолвить хоть слово наедине с самим собой составляющий одну из традиционных хвалебных речей. Ирвинг, которого он засадил за изготовление вывесок, принес большое их количество и довольно-таки уныло расставил в конторе. Он указал на них, и взглянул на Гарвея, который сидел, схватившись за голову.
— Я закончил вывески, босс, — сказал он. Гарвей раздвинул два пальца, чтобы открыть глаз. Он небрежно кивнул и снова закрыл лицо.
Ирвинг откашлялся.
— Вы хотите, чтобы я поместил их на машины, или сами их читать будете?.
Снова Гарвей посмотрел сквозь пальцы на таблички. «Без гарантий», «В плохом состоянии», «Не рекомендуем» — гласили надписи.
Ирв покачал головой. В его голосе слышалось уныние.
— Раньше я слышал о низком давлении, босс… но, я думаю, будем откровенны, это не давление.
Гарвей кивнул и застонал.
— Ирв, придурок, — сказал он голосом медсестры, — ты знаешь, что моя жена со мной не разговаривает? Молчит вот уже три дня.
— Это не только ваши проблемы, босс. Вам известно, что за три дня мы не продали ни одного автомобиля? — Он шагнул ближе и продолжил: — Та старушка, которая приходила вчера днем и хотела купить старый «остин»? Босс, прошу вас не нервничать! Разве можно начинать продажу автомобиля с сообщения о том, что будь эта машина постарше на год, то Моисей мог бы пересечь в ней Красное море? — Ирв покачал головой. — Мне кажется… всякой честности есть предел, шеф!
Гарвей кивнул в знак согласия.
— Раньше я тоже так думал! — сказал он.
Ирв фыркнул, переместил вес на другую ногу, откусил кончик дорогой сигары и приготовился к схватке иного рода.
— Босс, — начал он слегка изменившимся голосом. — Мне бы не хотелось причинять вам беспокойство. Но… понимаете, речь идет о моей прибавке.
Гарвей закрыл глаза. — О прибавке?