Там была жена Джерри, привлекательная для своих лет женщина с вынужденно скромной улыбкой, которая выдавала в ней бывшую певицу из шоу, все еще пытающуюся играть свою роль. За ней сидел майор Деверо, мужчина с широким мясистым лицом, чья спина и плечи были в военном пиджаке прямыми, как шомпол. Майор грубо представил миссис Деверо, изможденную, усталую седую женщину, которая совсем не улыбалась. Последней была Барбара Стэйнли, девушка, которой едва минуло двадцать лет, изо всех сил пытавшаяся скрыть свое волнение, которое другими пряталось под изысканными улыбками. Как и волосы, глаза девушки были темно-коричневыми, и, когда она встретила взгляд Лансера, в них загорелась искра надежды. Казалось, она хочет задать ему какой-то вопрос, но потом подавила свое любопытство быстрой, почти извиняющейся улыбкой.
У локтя Лансера возник стюард и вежливо спросил: «Вы будете ужинать, сэр? Ответ Лансера: «Спасибо, нет» — вызвал другой вопрос: — Может, вы хотите десерт?
Тон Куртиса был слегка раздраженным: — Нет, нет, я уже сказал вам, что не буду есть никакого десерта…
Тут он вдруг замолчал и озадаченно взглянул на стюарда. И этот человек, и сама ситуация были каким-то образом ему знакомы.
— Мы все это говорили раньше, — сказал он, растянув губы в ровной улыбке. — Теперь ваша очередь спросить, не хочу ли я кофе. Тогда я смогу ответить «Да», в том смысле, что действительно хочу.
— Я как раз собирался спросить вас об этом, — поспешно ответил стюард. — Ваш кофе будет прямо сейчас, сэр.
Для Куртиса все это было отголоском прошлого. Остальные пассажиры не поняли, насколько серьезен был Лансер, поэтому все вежливо улыбнулись над тем, что, по их мнению, соответствовало его представлению о шутке. Это растопило лед и позволило Барбаре спросить: — Вы едете домой, мистер Лансер, или из дома?
Именно этот вопрос Куртис задавал себе там, в тумане. Вся смутная неопределенность, сочетание знакомого и чуждого могут закончиться только тогда, когда он узнает, куда он в действительности едет и почему. Домой! Слово вызвало в нем умственное смятение, но он почувствовал, что девушка смотрит на него, гадая, почему он не отвечает. Это значило, что и остальные тоже удивляются, почему он молчит. Мучимый этой дилеммой, он услышал механически слетевшие с его губ слова, вдруг осознав, что это — правда: — Я покинул дом.
Глаза Барбары пристально его изучали. Могла ли она разгадать секрет, над которым он все еще бился? Знала ли она, кто он такой и причину его присутствия здесь? Или то, что он видел в этих темных задумчивых глазах, было чистым сочувствием? Пока он обдумывал эти вопросы, произнося их в такт гулу моторов, эта проблема была устранена, когда миссис Деверо сказала: Мы тоже удаляемся от дома. Майор возглавит военную миссию в Вашингтоне.
— Вот мое место назначения, — сказал Поттер Лансеру. — Вашингтон. Еду вместе с Министерством военной промышленности. Миссис Поттер едет в Чикаго, там она будет жить. Мы уже все перезнакомились. — Поттер обвел остальных пассажиров жестом. — Кроме вас, мистер Лансер.
Лансер ответил застывшим поклоном:
— Думаю, я должен чувствовать себя польщенным.
— Да, — подтвердил Поттер. — Я очень хорошо распознаю людей, когда их вижу, знаете, это часть моей работы, и я бы сказал, что вы преподаете языки, скажем, в Оксфорде или любом другом университете.
Поттер выстрелил вслепую и не ошибся. Это вызвало у Лансера определенные воспоминания о счастливейшем времени до второй мировой войны, в которую, по его ощущениям, его втянули, однако он чувствовал, что это было каким-то подвохом, которого он не понимал.
— Да, я преподавал языки, — медленно ответил он, — но не в Оксфорде.
— Тогда где же вы работали? — поинтересовался Поттер.
— Во Франкфурте, в Германии.
— Франкфурт, Германия! — повторила миссис Поттер, в ее голосе послышался ужас. — Но какие языки вы преподавали?
— Например, английский.
— О, — миссис Поттер облегченно вздохнула. Он был уверен, что и другие разделяли это чувство. — Вы были «обменным»[16] профессором?
— Да, можно назвать и так.
Вернулся стюард с кофе, и мысли Лансера, успокоенные было слабым воспоминанием о прошлом, вновь помутились в условиях неизбежного настоящего. Лицо стюарда, выплывшее из туманных очертаний, так отпечаталось в сознании Лансера, что заполонило его.
— Я видел вас раньше, — начал он, — но где?
— Я не знаю, сэр, — ответил стюард, — если только вы не путешествовали на этой калоше раньше. Только одни и те же пассажиры встречаются у нас не часто.
И, судя по обветшалому, запущенному состоянию так называемого салона, было удивительно, что на борту «Королевы Глазго» вообще были пассажиры. Но время было военное, и люди пользовались любой возможностью, чтобы добраться до места назначения. Лансер не только осознал этот факт; он понял, что это относилось к нему так же, как и к другим пассажирам.
Кроме того, стюард противоречил сам себе. Его лицо было не единственным знакомым Лансеру. Такими же знакомыми были лица людей, сидящих за столом. Куртис был уверен, что видел их всех раньше, не один раз, а часто. И где же еще, как не на этом затерявшемся в Атлантическом тумане судне, он мог видеть их всех?
Полуприкрыв рлаза, он слушал гул голосов:
— Вот идет капитан Уиллоби.
В сознании Лансера пронесся образ. Открыв глаза, он увидел живое его воплощение.
Седому морскому волку с узкими, черными как уголь глазами под густыми бровями было за шестьдесят. Он носил свободную форму, которая ощутимо натянулась, когда он плюхнул свое грузное тело на стуЛ во главе стола. Таким был капитан Уиллоби, в точности, каким знал его Лансер. Его громкий голос тоже был частью ожидаемого им впечатления.
— Сожалею, что не смог прийти к ужину, — сказал капитан. — Там снаружи — сильный туман, — поэтому я не уходил с мостика и мне туда прислали пару сэндвичей. — Он обратился к стюарду. — Теперь у меня есть время на кофе.
Майор Деверо небрежно спросил:
— Есть ли какой-нибудь шанс разыскать остаток конвоя, капитан?
— Только не в этом тумане. Фактически, нечего и пытаться. Я решил, что нам стоит идти самим по себе.
Лансер, слушавший капитана, наклонив голову, прокомментировал:
— Я бы сказал, именно это вы: и делаете, корабль набирает скорость.
Уиллоби резко взглянул на Лансера и обратился к остальным.
— Не думаю, что встречал этого пассажира.
— Позвольте мне, — вставил Поттер, — представить вам до сих пор отсутствовавшего джентльмена, Куртиса Лансера. Или, точнее, профессора Лансера.
Уиллоби кивнул в знак знакомства.
— Чуткое у вас ухо, мистер Лансер, если вы заметили постепенное ускорение моторов. У вас был морской опыт?
— Да, особенно по части моторов.
И снова Лансер возвратился к прежним временам, которые теперь были понятней; но он был не способен заполнить пробел между теми днями и настоящим.
Еще несколько подсказок, и он, может быть, восполнит его. Каждое утверждение, срывавшееся с его губ, само по себе было жизненной связкой.
Теперь нарастающие удары мотора заметили и другие пассажиры. Миссис Деверо быстро спросила, пытаясь скрыть свою нервозность:
— Может, лучше не отрываться от конвоя, капитан? А что, если на нас нападет целая группа, пока мы одни?
Капитану хотелось избавиться от вопросов, но на них ответил Лансер:
— Никакая «группа» не может напасть на одиночный корабль, миссис Деверо, — тон Лансера был уверенным. — Принцип атаки подводной лодки — это нападение на конвой.
Все остальные уставились на него, и самыми пронзительными были сузившиеся глаза капитана. Потом он мягко произнес:
— Этот джентльмен абсолютно прав. Главная опасность — в том, что какая-нибудь подлодка идет по нашему следу.
— Приятно слышать, — сказал Деверо. — У нас больше шансов устоять против одной лодки, чем против двадцати.
— И все же одной торпеды будет достаточно, — возразил Поттер. — Это как удар в спину — атака подлодки. Лучше бы за нами гналсякарманный линкор. Это, по крайней мере, то, что видишь!
16
До второй мировой войны в Европе существовала практика обмена преподавательским составом.