После чемпионата того года команда вылетела из лиги. Это событие вряд ли стоило стенаний и горестных воплей, оно лишь подчеркнуло тот факт, что болельщики любят победителей и быстро забывают неудачников. Люди, готовые выложить деньги, предпочитали ехать в центр, на «Поло Граундс», чтобы посмотреть «Гигантов», или трястись через весь город на «Янки Стадиун» и хлопать «Янки», или же провести врем а в кино или кегельбане. «Доджеры», из сезона в сезон занимающие самые низкие места в турнирной таблице, никому не были интересны. Можно лишь пожалеть о забывчивости энтузиастов бейсбола, поскольку, наверное, лишь очень немногие помнят те чудесные полтора месяца последнего сезона «Бруклинских Доджеров», когда они гремели вовсю. Впрочем, тот сезон они начали вполне обычно. Они начали его как клячи, и каждый болельщик «Доджера» произносил это слово отчетливо и сочно. Однако в течение полутора месяцев энтузиасты бейсбола только о них и говорили. Причиной тому был один вполне конкретный игрок команды.
Было все так: некогда на бейсбольном поле имело место весьма необычное явление. Этим явлением был левша по имени Кейси.
У «Бруклинских Доджеров» был тренировочный день, и Мак-Гэри Лягушачий Рот, тренер команды, стоял на террасе раздевалки, поставив ногу на невысокие перильца и засунув руки в карманы брюк. Тренировочные дни угнетали Мак-Гэри даже больше, чем положение команды в турнирной таблице, а Доджеры находились в самом ее конце или, точнее, низу, и от лидеров их отделяло тридцать одно поражение. Позади него сидел на скамейке Бертрам Бизли, главный тренер. Бизли был маленьким человеком с лицом, напоминающим рентгеновский снимок язвы желудка. Его глаза глубоко уходили в глазницы, а голова глубоко уходила в низкие плечи. Всякий раз, когда он поднимал взгляд, дабы обозреть Мак-Гэри и джентльменов в бейсбольной форме, разминающихся на поле, он испускал тяжелый вздох, и голова его, казалось, еще глубже уходила в плечи. Впрочем, эти вздохи, пролетев триста футов до центра поля, воспринимались, скорее, как мягкое посапывание. Трое подающих, которых прислал неутомимый рыскающий в поисках игроков Максвел Джеркинс, таковыми только назывались. Лицо одного из них было настолько знакомо, что Мак-Гэри готов был поклясться, что видел, как тот подавал на чемпионате мира 1911 года. Как оказалось потом, Мак-Гэри ошибался. Этот игрок не участвовал в чемпионате 1911 года. Он был племянником того.
Мак-Гэри обозревал разминающихся игроков и массировал сердце. Если смотреть слева направо, то на поле находились: длинный тощий парень в очках со стеклами толщиной не менее трех дюймов; семнадцатилетний толстячок, веcящий, навскидку, фунтов, этак, двести восемьдесят при росте пять футов два дюйма; мосластый неуклюжий фермерский отпрыск, скинувший с ног шиповки, и один из вышеупомянутых «подающих», который, видимо, недавно выкрасил волосы в черный цвет, но краска оказалась нестойкая и теперь под жарким летним солнышком по щекам его стекали темные ручейки.
Четверка занималась физической подготовкой. Все давно уже сбились с ритма, за исключением пожилого подающего, который сидел на земле и вертел в руках перчатку.
Бизли поднялся со скамейки и подошел к Мак-Гэри. Лягушачий Рот обернулся к нему.
— Грандиозные ребята!
— А ты кого ждал? — спросил Бизли, суя в рот сигару. — Национальную сборную? Ты подписал контракт на тренировку худшей команды лиги… — он ткнул пальцем в сторону разминающихся игроков, — и это тот материал, с которым ты всегда имел дело. — Он посмотрел на сломанный нос Лягушачьего Рта и подавил вспышку ярости. — Возможно, Мак-Гэри, если бы ты действительно был тренером, ты смог бы вылепить игроков из такого материала.
Мак-Гэри посмотрел на него взглядом ученого, рассматривающего в микроскоп блоху.
— Я никого не собираюсь лепить, — отчгканил он. — Я не скульптор, а они не пластилин. Ты главный тренер команды. Почему ты не можешь дать мне настоящих игроков?
— А ты бы знал, что с ними делать? — поинтересовался Бизли. — Нас отделяют от четвертого места двадцать проигрышей, и единственное, чем мы можем похвастаться, это тем, что у нашего тренера самый широкий во всей лиге рот. Может, стоит тебе напомнить, что всякий раз, когда «Доджерам» удается выиграть, все называют это случайностью. Знаешь, дружище, — с угрозой заявил он, — когда окончится срок контракта, я не буду его продлять. — Сигара его погасла, и он достал спички, снова разжег ее, потом поглядел на поле, где разминался подающий. — Как дела у Флетчера?
— Смеешься? — Лягушачий Рот сплюнул на тридцать футов. — На той неделе он сделал четыре подачи, и шесть прорывов. Это наш лучший игрок месяца!
Зазвонил телефон, и Билзи подошел к нему.
— Да, — сказал он в трубку. — Что? Кто? — Он прикрыл трубку ладонью и взглянул на Лягушачьего Рта. — Хочешь полюбоваться на подающего? — спросил он.
— Смеешься? — отозвался Мак-Гэри.
Бизли отнял ладонь…
— Присылайте его, — сказал он. Потом повесил трубку и подошел к Лягушачьему Рту. — Он левша.
— Левша, правша, — пожал плечами Мак-Гэри. — Если рук у него больше одной и меньше четырех, мы его берем. — Он поставил ладони рупором ко рту и крикнул: — Эй, Монк!
Принимающий поднялся с корточек.
— Да?
— Флетчер может заканчивать. Сюда скоро прибудет новичок. Поработаешь с ним.
— Лады, — отозвался принимающий. Потом повернулся к подающему. О'кей, Флетч. Иди отдохни.
Бизли снова уселся на скамейку.
— У тебя есть схема игры на сегодняшний вечер? — спросил тренер.
— Работаю над ней, — откликнулся Лягушачий Рот.
— Кто начинает?
— Ты имеешь в виду подающий? Я как раз перебирал их одного за другим. Кто посвежее, то и постоит за честь родного клуба. — Он снова сплюнул и поставил ногу на перильца, поглядывая на поле. Чуть подумал и крикнул: Шавэ, хватит уж разминаться.
Он с отвращением поглядел на кончившую прыжки троицу и сидящего на траве молодого человека, на лице которого проступило облегчение. Шавэ отправил всех четверых с поля и подошел к навесу, изобразив плечами нечто вроде «что-тут-к-черту-сделаешь-с-такими-типами».
Лягушачий Рот вытащил носовой платок и вытер лицо. Потом заметил около раздевалки воткнутую в земле фанерку на палке. На фанерке было написано: «Бруклинские Доджеры»: тренировка». Он отвел назад правую ногу и яростно пнул полетевшую на землю табличку. Потом подошел к линии третьей базы, сорвал травинку и за-думчиво сунул ее в рот. Бизли вышел из-под навеса, подошел к Мак-Гэри, опустился рядом с ним на корточки, тоже сорвал травинку и тоже сунул ее в рот. Какое-то время они молчали. Потом Мак-Гэри выплюнул травинку изо рта и повернулся к БИЗЛИ.
— Знаешь, что я скажу, Бизли? — произнёс он. — Мы настолько глубоко увязли, что у нас теперь играет и первый состав, и запасные, и вообще черт знает кто! И чья это вина?
Бизли выплюнул свою травинку.
— Это ты меня спрашиваешь?
— Только не моя, — поспешно заявил Лягушачий Рот. — Так уж повезло, что я связался с бейсбольной организацией, все богатство которой заключалось в двух силосных ямах и жатке Мак-Кормика. Единственное, что я получаю каждую весну, это пара мешков пшеницы.
— Мак-Гэри, — уничтожающе сказал Бизли, — если бы у тебя был стоящий материал, ты что, действительно знал бы, что с ним делать? Ты ведь не Джо Мак-Карги. Ты даже не половина Джо Мак-Карги.
— Заткнись, — огрызнулся Мак-Гэри. Он отвернулся и принялся разглядывать линию третьей базы, хотя там не было ничего привлекательного. Поэтому он не видел, подходящего к ним невысокого седовласого пожилого человека, чем-то похожего на херувима.
Пожилой джентльмен подошел поближе и откашлялся.
— Мистер Мак-Гэри? — сказал он. — Я доктор Стилман. Я звонил вам насчет подающего.
Лягушачий Рот медленно обернулся в его сторону и доскреб подбородок с плохо скрываемой неприязнью.