Полуночное вдохновение
Художник сидел в мастерской уже больше двух часов. Перед ним на мольберте красовался девственно чистый холст. Рядом, на приставном столике, как солдаты на плацу, в строгом порядке расположились краски, кисти, ветошь, баночки с грунтом, палитры. Армия выстроилась в ожидании приказа генералиссимуса, чтобы, повинуясь знакомой уверенной руке, рванутся к завоеванию новой вершины. Они ждали, они верили, что вот-вот их хозяин как всегда глубоко вздохнет, выберет одну из любимых кистей, обмакнет ее в краску, в очередной раз окинет взглядом чистое полотно, и решительным движением сделает первый мазок. Первый в череде тысяч и тысяч, которые потом, слившись воедино, представят миру новый шедевр Великого Мастера.
Они так ждали, а Художник продолжал, молча созерцать чистое полотно. Гулкая ночная тишина, царившая в большом доме, окружала и окутывала его своим непроницаемым коконом. Где-то в глубине мастерской размеренно тикали часы, отсчитывая очередные мгновения отчаяния, уныния и безысходности. Именно эти неприятные чувства ядовитыми змеями медленно, но уверенно проникали в страдающую душу Художника.
"Ты бездарь! – пронеслось в голове. – Ян Варнэ, ты полное, абсолютное ничто! Ты продал талант за богатство и славу! Нет! Я не хотел! Я не знал! Ведь я думал, так будет лучше!" Художнику показалось, что он кричал вслух, настолько сильной была эмоция. Но дом все также был полон сна и покоя. Ничто не тревожило ночную тишину. И даже беззвучный душевный вопль его хозяина остался незамеченным. Впрочем, как и всегда в последнее время.
Пустота. Абсолютная, чудовищная тьма в душе, и горечь на сердце. Ни одной новой идеи, ни одного нового наброска вот уже три месяца. Сначала казалось, что это временно. Просто устал. Бесконечные выставки, творческие вечера, встречи с владельцами галерей, преподавание в Академии Художеств, светские приемы, важные и не очень, и многое другое, что наполняло рабочий день популярного художника. Вся эта суета отнимала слишком много времени и сил, как душевных, так и моральных. И даже те крохотные минуты отдыха, которые он буквально по крохам вырывал из будничной суеты, не приносили желанного покоя и умиротворения. Всегда находилось что-то такое, что требовало его внимания вот прямо сейчас, сию минуту. Дом, семья… Хотя, разве это семья? Он и Анна. Мужчина и женщина, связанные красивой бумагой с вензелями и печатями, скрепленные между собой двумя бездушными кусками холодного драгоценного металла. Это не семья, это просто пара. Семья - это дети, внуки. Это когда на Рождество в большом доме собирается человек двадцать. Они дарят друг другу подарки, целуются, обнимаются, потом садятся за стол, пьют вино, говорят друг другу добрые слова пожеланий. Причем, говорят совершенно искренне, и не потому, что ты богат и популярен, а просто, потому что ты, это ты, такой как есть, со всеми достоинствами и недостатками. И тебя любят за первые и прощают вторые. А в доме пахнет свежей хвоей, мандаринами и корицей. А тетушка Молли, сидя в огромном старом кресле, в тысячу двадцать пятый раз рассказывает внукам, как маленький Янек полез на дерево спасти кошку и упал прямо в розовый куст, в обнимку с той самой кошкой. А у ее ног давно известной, но, тем не менее, до ужаса интересной истории внимают человек пять ребятишек – Яновы дети.
"Ясь, ну ты же понимаешь, что дети это такие хлопоты, - он до сих пор помнил холодные как два куска льда, глаза Анны в тот момент. - Мы просто не можем себе позволить отвлекаться на детей. Ты должен творить. А дети это суета, крики, гомон, бесконечные пеленки, вопросы, и прочие прелести. Ты не должен отвлекаться на такие глупости. Ведь нам же хорошо вдвоем, Ясичка?"
О! Как же он ненавидел этого ее "Ясичку". До оскомины, до отвращения, до зубовного скрежета. И эта ее притворно любезная улыбка, и такое лицемерное беспокойство. Яна в жене раздражало буквально все. И он не мог вспомнить, когда это началось. Быть может, когда он узнал о ее первой измене, а потом об еще одной, и еще одной. Или когда узнал, что она говорит друзьям за его спиной. И он терпел. Молчал и терпел. Не от любви, а по привычке. А еще он до ужаса не хотел заводиться с разводом. "Вы понимаете, - адвокат перебирал бумаги на столе. – Ваша жена при разводе может потребовать половину всего имущества. Ведь вы не заключали брачного контракта?"
Да какой там контракт! О каких вообще контрактах может идти речь, когда в жилах течет пылающая лава. Когда сердце колотится так, словно вот-вот вырвется наружу. Когда глаза застилает безумная обжигающая страсть. Никогда еще Ян не ощущал себя настолько поглощенным чувством, как при встрече с Анной. Хотя нет, было. Была в его жизни еще одна женщина, которая в буквальном смысле свела его с ума. Именно она открыла ему все глубины мастерства. Она научила его видеть не глазами, а сердцем.