И так же само собой получилось, что он перестал сам заботиться о творчестве. Теперь Ян полностью подчинил вдохновение потребностям сегодняшнего дня. Варнэ писал не от души, а от головы. Писал на заказ, подчиняясь требованиям рынка. А вдохновение угасало. С каждым сделанным за деньги мазком, оно таяло, как воск под безжалостным огнем пылающей свечи. Пока в один прекрасный момент Ян не понял, что больше не может рисовать. Он просто больше не видит ни одного образа, не говоря уже о полной картине. Вдохновение исчезло, растворилось, поглотилось обыденностью и стремлением угодить, быть полезным и нужным. Ян Варнэ перестал быть Художником, он превратился в банальнейшего третьесортного Мазилу, Пачкуна Холста. Именно так называли его однокашники по художественной школе тех художников, которые стремились поскорее заработать имя и деньги, жертвуя при этом собственным талантом.
"Вот ты и докатился до дна", – вздохнул Варнэ, отворачиваясь от пустого полотна, чтобы наполнить пузатый бокал коньяком из толстой бутылки с этикеткой известной дорогой марки. Протянув руку, Ян дотянулся до пульта и нажал кнопку "Play". Комната ожила. Почти ожила. В дальнем углу радостно замигал огнями эквалайзера музыкальный центр, а из встроенных в стены колонок полилась мелодия. Старая, давно и хорошо знакомая мелодия. Под медленную лирическую музыку томный мужской голос негромко пел:
Et si tu n'existais pas,
Dis-moi pourquoi j'existerais.
Pour traîner dans un monde sans toi,
Sans espoir et sans regrets.
Et si tu n'existais pas,
J'essaierais d'inventer l'amour,
Comme un peintre qui voit sous ses doigts
Naître les couleurs du jour.
Et qui n'en revient pas.
"Если б не было тебя, то для чего тогда мне жить?" – Ян вздохнул, задумчиво разглядывая сквозь распахнутые настежь балконные двери большой старый сад, буквально залитый светом высоко стоящей полной луны. Вечером прошел дождь, и серебристые капли дрожали на свежей весенней листве. Казалось, что какой-то неведомый богач в порыве неслыханной щедрости украсил ветви тысячами бесценных жемчужин.
"А вот я живу, и даже ничего себе живу, - мысли текли неспешно, под стать музыке. – Хотя, какой там черт "живу"! Не живу, а существую!"
Варнэ быстро поднялся из кресла и решительно вышел на террасу. Сад радушно встретил хозяина едва слышным стрекотанием цикад и совершенно немыслимым, освежающим ароматом весенней зелени, омытой первым майским ливнем. Ян поднял голову и посмотрел в небо. Облака уже почти рассеялись, и с высоты на Художника смотрела огромная луна, и мириады крохотных сверкающих точек – звезд. Царица ночного неба, раскрыв себя во всей красе, медленно шествовала по бархату полуночи, щедро одаривая жаждущих своим великолепным сиянием.
Яну вдруг вспомнилась, другая ночь. И такая же бесподобно огромная луна. И море. И шелест прибоя, ласкающего песок. И глаза, большие изумрудные глаза, наполненные таким чувством, такой страстью, такой любовью, перед которой, казалось, весь мир - ничто.
- Лена! – горько прошептал Художник. – Где же ты, Лена? Ты же мне обещала быть рядом!
- Не надо кричать, Ян. Я здесь! – вдруг прошелестел за его спиной знакомый мелодичный голос.
Варне вздрогнул и обернулся. Нет, это невозможно! Ему послышалось! Этого не может быть, но… что это? В глубине комнаты, он заметил странную фигуру, буквально сотканную из прозрачного лунного света. Варнэ протер глаза и встряхнул головой. Ну, вот! Не хватало еще и шизофрении! Видения всякие, галлюцинации. Он двинулся в комнату, внимательно разглядывая так и не исчезнувший силуэт. Подойдя ближе, Художник протянул руку, и она легко прошла сквозь лунную дымку, из которой состояло странное видение.