Потом это становится для меня невыносимым, и я со вздохом отрываюсь от него. Его член продолжает пульсировать, струи его спермы стекают по моему лицу. Это продолжается какое-то время. Это самое большее, что когда-либо доводило меня до безумия. Я в равной степени потрясена и впечатлена.
Когда он, наконец, заканчивает, он падает на меня, окутанный между моих ног, его голова мертвым весом ложится мне на плечо. Я отворачиваю от него свое грязное лицо. Немного сопротивляясь, я обхватываю руками его крупное тело и фиксирую хватку на месте, схватив за другое запястье.
— Я сейчас умру, — стонет Отис, смущение искажает его слова.
— Почему? Потому что ты кончил меньше чем через минуту? — Мне не следовало бы находить это смешным, но это действительно так. Я думаю, это самый быстрый результат, который он когда-либо получал со мной. Даже быстрее, чем те «быстрые закуски», которые у нас были.
— Дай мне еще минуту, и я выброшусь в твой внутренний двор.
Я целую его в щеку.
— О, не расстраивайся. У меня хороший язык. Никто не может винить тебя за то, что ты так быстро сдался.
— Прекрати болтать.
Я повинуюсь на мгновение, ровно настолько, чтобы наше дыхание успокоилось, и он ослабил бдительность.
— Я не могу дождаться, когда скажу твоим товарищам по команде, что ты двухминутный тупица. — Я хихикаю.
Его тело застывает.
— Я ненавижу тебя.
— Ты уже закончил дуться?
Отис прерывает свою работу по установке моего нового замка и свирепо смотрит на меня.
— Нет. Я ненавижу тебя, помнишь?
Я закатываю глаза.
— У меня есть цветы и замок, который говорит об обратном.
Проходя мимо него, я шлепаю его по заднице. Рэйвен, которая до этого дремала, но проснулась от шума, который Отис устроил с помощью дрели, которую он принес из своего грузовика, сердито смотрит на меня за то, что я прикасаюсь к тому, что, по его мнению, принадлежит ей. Я показываю кошке язык.
Я иду на кухню и беру нам обоим стаканы холодной воды. Сейчас почти три часа ночи, но ночь еще не закончилась. Чтобы все это закончилось, мне нужно привести в порядок свои внутренности, а этого пока не произошло.
Теперь, чтобы заставить его перестать быть таким капризным и по-настоящему трахнуть меня…
Я жду в постели, пока он закончит возиться с моим замком. Я стараюсь убрать свои слегка влажные волосы с подушки. Мы быстро ополоснулись после нашей выходки в ванной, когда Отис отказался трахаться в знак протеста против моего подлого поведения. Все в порядке, я бы отстояла. Я все еще была чувствительна и нисколько не сомневалась, что к тому времени, когда я вырублюсь, я буду лежать в постели с его опустошенным членом внутри меня.
Уделяю это время одиночеству, чтобы ответить на множество сообщений от моих друзей и родителей, моя мама кричит на меня за то, что я не вернула ей драгоценности, как я обещала, мой папа сердится, что выписка с моей кредитной карты значительно превысила мои карманные расходы, Элиза с кучей сообщений о том, что мы сделали после того, как бросили их, и Джеймс спрашивает у меня пароль от моего стримингового сервиса, я едва замечаю, как мой мужчина заходит в спальню. Как и раньше, он останавливается у входа, подняв руки, чтобы ухватиться за раму наверху. Он кладет голову на свой рельефный бицепс.
Я не могу этого объяснить, но от этого зрелища я мгновенно становлюсь мокрой.
— Ты идешь спать? — я отбрасываю свой телефон в сторону и похлопываю по пустому месту рядом с собой, чтобы поманить его.
Он не двигается, и мой левый глаз дергается. Не будь агрессивной, Грета. Соблазни его.
Используя другую тактику, я делаю все возможное, чтобы проделать то милое дерьмо, которое, как я видела, Элиза проделывала с Андресом, когда она раскрывает ему объятия, широко раскрыв глаза и выпятив нижнюю губу, и он, черт возьми, бросается к ней. Я метафорически пинаю ногами в знак победы, когда понимаю, что эта уловка работает не только с центральными нападающими ростом шесть футов семь дюймов и склонностью к девственницам.
Когда вес Отиса придавливает меня, его голова покоится на моей груди, он ворчит:
— Я все еще злюсь на тебя.
— Ты можешь злиться на меня и трахать меня одновременно?
Он не отвечает, и я играю на бонго у него на заднице. Улыбка, которую он прячет, обжигает мою кожу, впервые появляясь с тех пор, как он слишком быстро закончил в ванной.
— Я не машина, женщина! На это нужно время, знаешь ли, — он прижимается ко мне всем своим телом, обтянутым боксерами, и покорно вздыхает. Затем он хмыкает и поднимает голову, выражение его лица искажено тревогой.