Мастерство пришельцев вкупе с их превосходящей численностью положило конец битве. В лесу нависла зловещая тишина. Марк возвышался над противником, который уже больше не усмехался, приставив острие меча к его горлу.
– Хью! – не переставая следить за поверженным врагом, Марк позвал молчаливого воина, который был его преданным другом с того дня, как они познакомились еще мальчишками, оказавшись при дворе норманнского завоевателя. – Проследи, чтобы мой пленник и все его сообщники были надежно связаны.
Как всегда скупой на слова, бородатый Хью коротко кивнул такой же темной, как у его предводителя, головой и немедленно принялся исполнять приказание, пустив в ход веревку, прихваченную как раз для такого случая.
Когда главного зачинщика подняли на ноги, чтобы связать ему руки за спиной, Марк криво усмехнулся при виде зрелища, достойного сожаления.
– Как видно, наш священник успешно справился с ролью гонца и доставил волю короля Генриха. – Луч солнца скользнул по черным волосам Марка, когда тот склонил голову, отвечая колкостью на замечание пленника, съязвившего по поводу его происхождения. – Нам остается только благодарить Бога, что представитель духовенства не пострадал от такого нелюбезного приема.
Толстяк злобно смотрел, отказываясь отвечать.
И хотя Марк не ожидал никакого ответа, затянувшееся молчание усилило его циничное веселье, а заодно и сожаление. То, что этот человек не желал говорить, а также действия, которые он предпринял, чтобы помешать исполнению воли короля, делали задачу Марка еще более трудной. Теперь ему не удастся без нажима и насилия занять новый пост – хозяина Рокстона.
Марк предпочел бы не оповещать заранее о своем приезде, но Генрих настоял на том, чтобы отправить в Рокстонский замок священника с королевским приказом, который наверняка должен был вызвать бурю возмущения. Новый король, отличавшийся хитростью, заявил, что лучше всего вступать в бой, заранее разоблачив врага. Поэтому Генрих послал вперед гонца с целью выкурить предателей из их логова. Марк не мог спорить с логикой своего друга и монарха, но все же предпочел бы достичь той же цели более мягкими методами – особенно если учесть, что ему предстояло вступить в брак с представительницей враждебного лагеря.
– Я не пойду на это! – увернувшись от щетки в руках своей давнишней няни и компаньонки, Элизия обернулась, чтобы взглянуть потемневшими от гнева глазами на приятного вида пухленькую женщину, стоявшую за спиной. – Я просто откажусь.
Ида терпеливо смотрела на свою молодую подопечную, которая в очередной раз вскочила с треногой табуретки, не дождавшись, пока ей расчешут волосы, прежде чем заплести косы. Понимая, что девушка уже сама сознает всю бесполезность своих возмущенных заявлений, Ида не тратила силы, чтобы разубедить воспитанницу. Послание принца Генриха (Ида еще не привыкла думать о младшем сыне Завоевателя как о короле) встревожило весь Рокстон, но больше всех ее козочку.
Элизия металась по спальне из угла в угол, спутанные волосы темным облаком свисали ниже пояса.
– Я должна выйти замуж за Джервейса! И я бы стала его женой в скором времени, если бы не жестокое убийство короля Вильгельма, погибшего от рук тех, кто думает, что может выдать меня насильно за другого.
– Ах, козочка моя…
Не было смысла возражать Элизии, когда смерть короля сделала этот спор бесполезным. И все же Ида не сомневалась: алчный король никогда бы не позволил, чтобы доходы с поместий девушки потекли в чужие карманы, если только будущий жених не окажется способным возместить потерю своим состоянием или военной поддержкой. Джервейс к таким не относился. По правде говоря, Ида никогда не доверяла соседнему землевладельцу. Браки между благородными семействами часто устраивались ради получения собственности и титулов, но ослепленная Элизия верила, что ее женихом движут гораздо более возвышенные мотивы. Затаив серьезные сомнения, Ида опасалась, что ее козочка обречена на разочарование.
– Успокойся.
Ида шагнула вперед и обняла полной ласковой рукой девушку, не знавшую покоя с той минуты, как прибыл священник с неприятной вестью. Элизия не сомкнула глаз, пока на горизонте не забрезжил рассвет. Поэтому сейчас ее бурный темперамент готов был прорваться наружу. По этой же причине в столь поздний утренний час Элизия едва успела умыться и была не причесана.
– Так ты отослала мое письмо Джервейсу? – с утра задавала один и тот же вопрос Элизия.
– Да, – по-прежнему спокойно и уверенно отвечала Ида. – Я отправила его почти два дня назад.
– Тогда почему Джервейс не пришел? – Встревоженные, как у лани, карие глаза встретились с темным взглядом женщины, заменившей Элизии мать, едва девочка научилась ходить.
– Возможно, твой возлюбленный предпринимает шаги, чтобы предотвратить несчастье. – Ида знала, что на успех вряд ли следует рассчитывать, но решила, что ее милой подопечной и так хватает неприятностей.
– Элизия, – раздался тихий голос, – я чем-то рассердила тебя?
Через силу улыбнувшись, Элизия обернулась и пошла навстречу робкой девушке, которая замерла у приоткрытой двери.
– Конечно нет, Ева. – Элизия ободряюще обняла подругу за плечи точно так, как недавно поступила Ида. – Я расстроена, что вся моя жизнь поставлена под угрозу. Но ты к этому не имеешь никакого отношения, ты не можешь отвечать за все зло, которое творится в Рокстоне.
Сделав ударение на последних словах, Элизия выразительно посмотрела через плечо на бывшую няню. Непонятно почему, но Ида присоединилась ко всем обитателям замка, сторонившимся этой невинной девочки-женщины со следами видимых и незримых шрамов чужого греха.
Как всегда склонив голову, чтобы прядь распущенных волос цвета незрелой пшеницы закрыла обезображенную щеку, Ева кивнула и тихо сообщила новость, ради которой пришла:
– В большом зале вас ждет лорд Джервейс.
Лицо Элизии осветилось яркой улыбкой, способной согреть комнату прохладным летним днем. Не заботясь о приличиях, не позволявших появляться на людях с непокрытой и непричесанной головой, девушка поспешила из спальни. Торопливо сбежала по узкой крутой винтовой лестнице, темноту которой рассеивали всего лишь несколько просмоленных факелов в кольцах, вделанных в каменную стену на большом расстоянии друг от друга.
Остановившись на секунду под аркой у входа в просторный зал, Элизия с любовью посмотрела на высокую стройную фигуру стоявшего к ней спиной человека. Джервейс повернул рыжеватую голову к центральному очагу и, прищурившись, всматривался в языки пламени, плясавшие под шомполами с тушками дичи и огромным котлом с мясом. Элизия улыбнулась. Джервейс ни за что бы не признался, но его зрение было не таким острым, как когда-то. Впрочем, этот недостаток ее ничуть не беспокоил. Все-таки ему сорок с лишним лет – возраст, с которым приходят сдержанность и мудрость – качества, всегда вызывавшие ее восхищение.
Хотя Джервейс и был ровесником ее родителей и вдвое старше ее самой, Элизия с детства боготворила его. Она несказанно обрадовалась, когда вскоре после смерти ее отца Джервейс предложил ей заключить брачный союз. Предложение сопровождалось сухим перечислением фактов, на которых Джервейс построил свое утверждение, что присоединение ее владений к его землям будет полезно для них обоих, несмотря на то, что поместье Келби-Кип было мелким и незначительным. Решив, что бесстрастность его предложения была рождена уважением к ее целомудрию, Элизия убедила себя, что жажда пылких слов и поступков свидетельствует всего лишь о собственной незрелости.
Предложение Джервейса сулило осуществление всех ее мечтаний, но на пути к ее счастью оставалось единственное препятствие. Когда-то оно казалось несокрушимой скалой: король Вильгельм Рыжий, обуреваемый жадностью, решил не пускать опекаемую им наследницу под венец, хотя той исполнилось двадцать. Таким образом весьма внушительный доход от Рокстонских поместий продолжал поступать в его сундуки.