Можно было, конечно, явиться именем короля в городской магистрат и спросить, что о Герейне и нелюди знают азельдорские старшины. Но ни им, ни городскому магу Анегард не доверял: король далеко, а Герейн близко, если он враг, то у него и сообщники могут быть, и совсем не обязательно среди людей благородных. Интриги и заговоры требуют денег, а молодой Лотар имел вполне ясное представление о том, какие выгоды несет баронству мирное соседство с торговым городом.
По-хорошему, самое время было попросить совета и помощи у Игмарта. Но Анегард медлил. Не хотелось признавать себя неспособным справиться с королевским поручением. Не хотелось, чего греха таить, кланяться тому, кого сам же поставил на подобающее место.
Пожалуй, предложи Игмарт первым, Анегард с радостью согласился бы принять от него не только совет, но даже прямой приказ. Но королевский пес, как видно, слишком хорошо запомнил первую свою попытку поговорить и Анегардову отповедь. Потратив вечер на подробный рассказ о Герейне и своих с ним давних счетах, дальше он только молча ждал. Шлялся по городу, возвращался то трезвый, то навеселе, то к ужину, то вовсе под утро, но к завтраку неизменно был в порядке. С серьезной мордой спрашивал, будут ли на сегодня приказания, на короткое «нет» кивал с видом «так я и думал» – и уматывал.
Слухов о Герейне по Азельдору удалось добыть не больше, чем по окрестным деревням. Правда, от прямых вопросов здесь не шарахались, но отвечали осторожно, уклончиво и в целом слишком уж хвалебно. И тебе защитник обездоленных, и щит от степных набегов, первый воин в округе, и хозяйство ведет рачительно, щедрый, добрый, храбрый, и кони у него в здешних местах лучшие… Не барон, а мед с патокой.
Так прошло четыре дня, и Анегард все больше ощущал себя в тупике, а проще говоря, полным дурнем. Два-три дня промедления можно списать на необходимость отдыха, но не сидеть же всю зиму по азельдорским трактирам! Бесы с ним, решил он, глупо самолюбием меряться. Вернется королевский пес, поговорим начистоту. Договоримся, ему ведь тоже важно с этим делом справиться!
К ужину Игмарт не вернулся. Не вернулся и к тому часу, когда хозяин начал потихоньку выпроваживать засидевшихся гуляк. Тогда Анегард поднялся к себе. Его комната была напротив комнаты Игмарта, и какое-то время он слушал, не пришел ли королевский пес. Потом хмыкнул, представив, как тот скажет – а не скажет, так подумает: мол, чего вдруг приспичило среди ночи разговоры разговаривать? Раньше утра все равно никуда не поедем. И лег спать.
Среди ночи, а может, под утро, его разбудил неровный стук. По двери не то раскрытой ладонью шлепали, не то ногой, но еле-еле… Домовая нечисть балует, подумал спросонок Анегард. Буркнул:
– Проваливайте.
И, снова погружаясь в сон, услышал хриплое:
– Лотар, помоги.
Сел, тряхнул головой. Послышалось? По двери снова прошуршало, сверху вниз, и затихло. Шепотом ругнувшись, Анегард схватил меч, вскочил, отодвинул ставень, впуская в комнату лунный свет, и метнулся к двери. Не сразу сообразил, что надо не толкать, а тянуть – двери на постоялых дворах делались не так, чтобы удобно было в комнате обороняться, а, наоборот, чтоб из коридора выбить легко. Сообразив, рванул на себя – и едва успел подхватить свалившегося на него Игмарта.
Тот попытался шевельнуться и обмяк. Ранен? Или, бесы его дери, просто пьян в колоду? А тяжелый же, зараза.
Коридор тонул во тьме – хозяин то ли пожара боялся, то ли просто экономил на светильниках. Ругаясь сквозь зубы, Анегард дотащил Игмарта до кровати, запер дверь, зажег тусклую лампу. Вроде бы крови не видно, бражкой тоже не несет. Спросил:
– Говорить можешь? Что с тобой?
– Л-ледышка, – стуча зубами, сообщил Игмарт. Обхватил себя руками, свернулся в клубок, как… как замерзающий пес, растерянно подумал Анегард. Что за ледышка, к ядреным бесам?! Бредит? Бледный, губы синюшные, как у мертвеца. Ладони ледяные, и дышит, кажется, еле-еле. На дворе, конечно, холодно, дело к зиме, но не настолько ж, чтобы замерзнуть насмерть!
Ладно, разбираться после будем. Анегард укутал Марти одеялом, еще хранившим его собственное тепло. Выворотил на стол, под лунный свет, мешочек со снадобьями, которые Сьюз собрала им в дорогу. Если б еще разбираться в них так же, как Сьюз! А то впотьмах даже не понять, где тут что. И, как назло, все наставления сестры пропали из головы, как и не было. Боги, надоумьте!
Кто из богов услышал, только богам и ведомо, но тут рука Анегарда наткнулась на знакомую бутыль. Настойка, которой Сьюз поила их после боя. Полдела, что силы придает, а вот что на крепкой бражке настояна… Уж это его согреет!
Усадить королевского пса не получилось: как свернулся, так и задубенел, только по стучащим зубам и поймешь, что в сознании. Кожа обжигала холодом – кажется, он не был таким ледяным, когда пришел. Почудилось – сейчас так и окоченеет, уже и не поймешь, дышит ли… «Спокойно, Лотар, без паники, – одернул заметавшиеся мысли Анегард. – Напоить, согреть, растереть. Представь, что это зимой из лесу замерзшего притащили».
Первый глоток настойки Анегард вливал в рот Марти осторожно, по капле: бесы его знают, может ли глотать, не захлебнулся бы. Но Марти глотнул. Глотнул раз, другой. Открыл глаза. Прохрипел с явственным трудом:
– Воды дай. Горячей.
Хотя голос едва слушался королевского пса, Анегарду явственно почудилось не сказанное: «бестолочь». Кинулся к двери, рванул, сорвав засов напрочь, рявкнул:
– Рихар!
Мальчишка выметнулся, словно из ниоткуда.
– Воды горячей, живо! Одеял! И Мано сюда.
Десятник в снадобьях разбирается, да и повидал всякого, может, поймет, что за ледышка такая.
И тут Анегарда осенило. Вспомнив десятника, еще с отцом ходившего в походы, вспомнил и рассказы о битвах, осадах и штурмах – рассказы, в которых, кроме честной стали, хватало и боевых чар. «Ледышка» – так, по-простому, воины называли «ледяную метель», заклятие, и впрямь способное заморозить насмерть даже среди жаркого лета. Выходит, Игмарт столкнулся с магом. И вряд ли просто по дури, уж такого опытный королевский пес себе не позволит. Значит, враг объявился.
Ввалился сонный Мано с ворохом одеял, за ним следом Рихар втолкнул перепуганную полураздетую девицу, прижимавшую к пышной груди обернутый в полотенце кувшин. Ухмыльнулся, заметив оторопелый взгляд Анегарда:
– Хозяйская дочка и горячий сидр. Кого греть?
Пышногрудая хозяйская дочка ахнула, увидев Марти. Без понуканий, не стесняясь чужих взглядов, скинула рубашку, скользнула под одеяла. Тем временем Мано с Рихаром в четыре руки раздели королевского пса – тот, кажется, понимал, что надо бы помочь, но шевелиться уже не мог. Девушка обняла его, прижалась, обвила руками. Мано закутал одеялами сверху. Крякнул: