Возня страстной парочки наконец-то затихла, теперь слышалось только тихое, расслабленное дыхание, довольный шепот девчонки, короткие, ленивые смешки мужчины. Ну, что? Уйдут, нет? Шуршание, поцелуй… негромкий смех… зевок… Марти сжал кулаки, сильно, так, что боль огнем хлестнула вверх по рукам. Уходите. Проваливайте, чтоб вас на том свете бесы драли!
Ударил в лицо холодный ночной ветер, чуть слышно стукнула дверь. Рихар подтолкнул:
– Вылезай, быстро.
Перед дверью Марти помедлил. Вроде тихо.
– Выходи, – снова толкнул Рихар, – нет там никого, они ушли.
Двор заливала темнота, странно густая, необычная для города. Морозные иглы пробежали по хребту, заворочались в животе. Не нюх, не тревога – паника.
– Спокойно, – непривычно взрослым голосом сказал Рихар. Марти резко обернулся: мальчишка по-прежнему был невидим. Жесткие пальцы сомкнулась на плече: – Заскулишь – попадемся. Спокойно. Ничего не делай, просто слушай меня.
– Командуй, – медленно выдохнул Игмарт.
– Через забор. К стене, переулками. Не беги, просто быстро иди. Найдешь дорогу?
– Да.
– Я буду близко. Будет страшно, не обращай внимания. Если не уверен в себе, заткни чем-нибудь пасть.
– Справлюсь.
– Остановись под стеной, закрой глаза и, что бы ни случилось, молчи. И руками не размахивай.
– Понял.
– Вперед.
Ледяные иглы паники взорвались огнем в крови. Марти перемахнул через забор и повернул к городской стене. Не бежать, просто быстро идти. Он помнил дорогу. Три квартала прямо, и это самая опасная часть пути, потом свернуть в переулки сапожного конца, там стража не ходит, и все они заканчиваются тупиками у стены.
Эхо шагов металось между спящими домами, тьма затопила улицу, и если эта морозная жуть называется невинным словом «страшно», то Герейн – добрый дядюшка. Не бежать. Ясно, почему. Побежишь – паника захватит, замутит голову, так и влетишь на полном ходу в очередные неприятности. Возможно, в смертельные.
И не орать. По той же самой причине.
Рванул с пояса ремешок для кошелька, сжал зубами. Так легче. Свернул. Хорошо. Еще немного, совсем немного, совсем. Почему так тихо?! Только ребенок плачет где-то недалеко, в каком-то из темных, утонувших в удушливом страхе домов. Если бы не этот плач, можно было бы подумать, что город вымер в одночасье.
Все-таки сорвался на бег, и почти тут же врезался в стену. Поднял голову – ни луны, ни звезд, ни даже туч, как будто неба вообще нет, а есть только сплошная непроглядная тьма. Нелюдские штучки. Выдохнуть. Закрыть глаза. И руками, говорил, не размахивать? Марти завел руки за спину, сцепил пальцы в замок. Замер. Сердце колотилось как безумное, казалось – теперь, когда стихли шаги, от ударов сердца такое же эхо идет, разносится по лабиринту темных переулков, множится, настигает…
Стиснуло, рвануло вверх, паника взметнулась черным огнем. Игмарт стиснул зубы так, что челюсти заныли и зашумело в ушах. Желудок подкатился к самому горлу, хорошо, что с утра не ел. Можно ли звать богов, если в этот самый миг тебя спасает нелюдь? Наверное, лучше не надо.
Земля ударила по ногам, и тьма отпустила. Марти ощутил колючую сухую траву под щекой. С трудом расцепил пальцы, оперся ладонями, поднялся на четвереньки. Сел. Поднял голову. В прорехах низких туч сияли звезды. Примерно в ста шагах смутно белела стена Азельдора. Закричала вдалеке сова.
Выбрались.
Что-то мешало дышать. А, бесово семя, ремень! Чтобы разжать сведенные челюсти, пришлось постараться: растереть лицо, расслабить мускулы. На ремне отчетливо виднелись следы зубов. Позорище. И руки дрожат.
– Как ты? – тихо спросил Рихар. Оказывается, все это время мальчишка тихо сидел рядом. Снова – просто мальчишка. И, кажется, такой же уставший, разбитый и растерянный, как и Марти.
– Терпимо, – неловко ответил Игмарт. – Почти хорошо.
– Пойдем тогда, – Рихар встал. – Рассвет скоро.
Вопреки тайным опасениям Марти, ноги его вполне себе держали, и после первых немного неуверенных шагов он сумел взять неплохой темп. Больно, голову ведет от слабости, но бывало и хуже. Мальчишка легко шагал рядом, от него не веяло ни страхом, ни опасностью, наоборот – готовностью подхватить и поддержать. Странно, неправильно. Не привиделась же мутная мгла, до краев напитанная ужасом? Нелюдь. Опасная тварь. Мальчишка, который спас его – возможно, рискуя собой.
– Рихар. Могу я спросить?
Ответил быстро, будто ждал вопроса:
– Лучше не надо.
Какое-то время шли молча. Сначала ломалась под ногами сухая трава, потом вышли на тропу. Скоро тропа свернула в лес. Нелюдь выбирал путь уверенно: не иначе, подумал Марти, лотаровский дар ведет. Ну и хорошо, слава Звериной матери.
– К утру дойдем, если быстро идти, – сказал мальчишка. – Сможешь?
– Да.
Прибавил шагу. Хорошо, что за день отлежался. Все не так страшно, как могло бы быть. Почти хорошо.
– Рихар.
– Я же сказал, не надо.
Марти на ходу коснулся худого плеча:
– Я не спрашиваю ничего. Просто спасибо.
– А-а, – мальчишка насмешливо фыркнул. – Пожалуйста.
Владетельный барон Готфрид Герейн отнюдь не отличался добрым нравом, но все же редко когда бывал настолько разъярен, как сейчас. Он еще сдержался, сумел не сорвать злость на доставившем вести гонце, даже наградил того – а как же, за дурные вести надо награждать щедрей, чем за добрые, иначе рискуешь узнать их как раз в шаге от эшафота. Пусть гонец радуется полученной от господина серебрушке да похвале за расторопность, пусть гонит коня во весь опор, поспешая обратно в Азельдор с наказом – найти, живым взять, даже если весь город вверх дном перевернуть придется! И щенка, и всех, кто с ним рядом! Причастны или нет, люди короля или случайные попутчики, после разберемся, пока важно не упустить.
Барон Готфрид Герейн метался по парадной зале родового замка, честя на все корки проклятого щенка, нерадивых азельдорских стражников, а пуще всего – давшего себя убить мага, чтоб ему всю вечность посмертия вариться в кровавом котле Хозяйки тьмы. Подпустить королевского пса на расстояние броска ножом! Это же каким надо быть остолопом! Кретином самоуверенным! Нет, что самоуверенности ныне покойному мэтру Суришу не занимать, Герейн знал всегда. Но полагал, что неумеренное самомнение мага относится все же к его знаниям, умению чары плести, короче, к тем областям, в коих он и впрямь достиг определенных высот. А он, вишь, вздумал! Тягаться с королевским псом в бою! Боги великие, видели вы другого такого болвана?!
А Готфриду Герейну теперь мало того что с племянником и прочими королевскими прознатчиками разбираться, так еще и нелюдь самому в узде держать! Или, если не удержит, избавляться, зачищать, как положено, упаси Старуха! Для того ли прикармливали. Да только вспомнить, чего стоило Суришу заклясть тварей на повиновение хозяину! Впрочем, все же меньше, чем самому Герейну – найти зерно смысла в древней семейной легенде, свести концы с концами в неясных слухах, отыскать старые хроники, надежно запертые в пыльном архиве родового замка. Обычно об избранниках в роду помнят крепко и гордятся ими непомерно, но у кого нынче хватит дерзости похвастать избранником Старухи в предках? Тем более таким, который, может статься, до сих пор где-то летает, кровь из добрых людей пьет. Боги не любят ослушников. Дурак был пра-пра-какой-то-дед, барон Зигмонд Герейн, ох и дурак. Такой бы случай Готфриду, уж он бы своего счастья не упустил. Но его боги не отметили, ему пришлось покупать то, что предку на дармовщинку предлагали. Деньгами, кровью, смертью… Деньги были свои, кровь и смерти – чужие, однако достались не дешевле, Суриш свидетель.