– Спину ровней держи, а руки расслабь, – Грегор поправлял посадку Сюзин с легкой, необидной улыбкой, и девушка робко улыбалась в ответ. – Если будешь дергаться, скорее упадешь. Ты должна верить лошади. И уж точно не должна бояться!
– Я и не боюсь, – отозвалась Сюзин, – с чего это мне зверья бояться. Просто неудобно. Сижу, как курица на насесте! И поясница затекла.
– Поясница затекла, потому что сидишь неправильно. Выпрямись!
Барон Эстегард Лотарский улыбался, глядя на дочь. Какая же его девочка красивая выросла! И как загорается взгляд Грегора рядом с ней… Забавно даже, что сама она не замечает. Старая лекарка хорошо ее воспитала – честной и неиспорченной. Благородным манерам можно научить и взрослого, а внутреннее благородство вкладывается с пеленок. Барону Лотарскому не придется стыдиться старшей дочери.
Грегор наконец добился от Сюзин правильной посадки и теперь медленно вел кобылу по кругу. Подсказывал:
– Поясницей работай, руки не напрягай, плечи назад, спину ровно.
Сюзин опускала руки, расправляла плечи – и улыбалась смущенно и благодарно. Разрумянилась, в густой косе искрятся снежинки. Красавица!
– Теперь сама, – Грегор опустил руку и отступил. Несколько шагов держался рядом, потом отошел к Эстегарду. – Что за девушка! Веришь, друг, рядом с ней я снова как мальчишка.
– Вижу, – усмехнулся Эстегард. – Вижу, Грегор. Спасибо, что учишь ее. Мои силы сейчас не те.
Серая кобыла лениво шагала по кругу, Сюзин сидела уверенно, только пальцы на поводьях слегка подрагивали. Из-под отороченного беличьим мехом подола платья виднелись теплые зимние сапожки, мех безрукавки играл под легким ветерком, узкий плетеный ремешок подчеркивал тонкую талию. Эстегард поглядывал то на дочь, то на Грегора. Внимание старого друга к Сюзин льстило. Видят боги, его дочь заслуживает чувств такого человека, как Грегор Ордисский! Благородного, безупречно честного, здравомыслящего и не склонного к авантюрам. Этой зимой старый барон Лотарский слишком уж ощущал груз прожитых лет. Он рад был бы знать, что о Сюзин есть кому позаботиться…
Сюзин сделала круг, натянула поводья.
– Отец, вы не замерзли? Может, пойдете в тепло?
– Пойду, пожалуй, – улыбнулся Эстегард. – Ты прекрасно держишься в седле, Сюзин. Барон Грегор – отличный наставник.
– Да, – Сюзин улыбнулась в ответ, – это оказалось легче, чем я боялась.
– Что же, оставляю тебя с ним.
– Выпейте горячего вина, отец.
– Хорошо. Не волнуйся обо мне, Сюзин, я сегодня прекрасно себя чувствую.
Замечательный день, думал Эстегард, медленно поднимаясь к себе. Вкус жизни особенно остро ощущаешь, постояв на краю могилы. В этом нет ничего удивительного, чтобы понять эту истину, не обязательно стареть. Но одно дело – риск в бою, и совсем другое – долгая, изматывающая болезнь. В выздоровлении своя, особенная прелесть – когда дышать становится легче, и холодный воздух не режет грудь, а льется в нее пьянящим молодым вином. Когда уходит постыдная слабость, и лестница перестает казаться препятствием непреодолимей крепостной стены. Когда, засыпая, веришь, что утром проснешься. Что доживешь до весны, до возвращения сына, до свадьбы дочери.
После подъема по лестнице все-таки пришлось отдохнуть. Старый барон сидел в кресле у камина, пил, как посоветовала Сюзин, горячее вино, и думал о том, что Грегор стал бы для его дочери хорошим мужем. Да и ей будет лучше за хозяйственным человеком, предпочитающим собственные земли бурной и суетной столичной жизни. Пожалуй, пора спросить у Грегора прямо, верно ли барон Лотарский понял те знаки внимания, которые барон Ордисский оказывает его старшей дочери.
Грегор затеял разговор первым. Неудивительно: он смолоду отличался редким даром выбирать нужное время. Для разговоров, боя, любви…
Они сидели в столовой после ужина, вдвоем, потягивали вино и молчали. В жизни барона Лотарского мало было людей, молчать с которыми он любил. Грегор относился как раз к таким.
Еще такой же была Грейна…
– У тебя славная дочка, – тихо сказал Грегор. – Необыкновенная. То есть, извини, конечно, обе они у тебя славные, но я сейчас о Сюзин. Я говорил тебе, что с ней рядом становлюсь мальчишкой? Я очарован и влюблен. Ты разрешишь мне просить ее руки?
– Я рад, – честно ответил Эстегард. – Но, друг мой, Грегор… Понимаешь, Сюзин так недавно со мной. Честно сказать, она только-только перестала запинаться на слове «отец». Я не смогу приказать ей. Добейся ее сердца, Грегор, и я буду счастлив отдать ее тебе.
Губы Грегора тронула довольная улыбка.
– Я не ждал другого ответа. Спасибо, Эстегард. Я и не подумал бы брать ее за себя без любви. Она не из тех куриц, что готовы смириться с родительской волей, забыв о собственных чувствах. Да мне и самому хочется получить ее всю – не только тело, но и душу. Иначе как я смогу сделать ее счастливой?
– Из вас получится отличная пара. Я желаю тебе удачи, Грегор.
Барон Ордисский подлил в кубки вина:
– За удачу и за любовь! Пусть Звездная дева будет к нам благосклонна.
В камине трещал огонь, за окнами свистела разгулявшаяся к ночи метель, а наверху сидела в своей комнате Сьюз, завернувшись в одеяло и глядя на букет осенних звезд, желтых и белых. Острые лепестки-лучики все еще были свежими, как вчера сорвали.
– Пусть Звездная дева будет к тебе благосклонна, – прошептала Сьюз. Вздохнула и легла. Она устала за день. Хотя ездить верхом ей понравилось, а барон Грегор и в самом деле оказался хорошим учителем. Сьюз улыбнулась, засыпая: надо скорее научиться скакать по-настоящему. Тогда можно будет доехать до деревни, а то и к Зигмонду в гости напроситься. Зима такая долгая, и ждать до весны так тоскливо…
Жаркие, наполненные запахом крови ночи. Слишком яркие, ослепительные дни. Рихар успел уже забыть, каково это – жить под солнцем мертвых, Старухиным солнцем. Когда солнечный свет – тусклый, зимний, сумрачный – обжигает огнем. Когда ты силен и быстр, но плата за твою силу – чужая кровь.
Рихар не собирался платить. Он так счастлив был вернуться к людям, снова говорить и смеяться, есть обычную еду, девчонку за руку держать! Он выдержит. Никогда, ни за что не станет снова ночной тварью!
Силы у Рихара было не слишком много, зато упрямства хватало. Нестись к дому по прямой, не останавливаясь, не подчиняясь навязчивому желанию охоты. У Старухи нет власти над теми, кто любит и любим – до тех пор, пока они сами, смалодушничав, не отдадут себя в Ее руки. Собрать всю волю в тугой узел, стянуть накрепко памятью о тех, кто его ждет – о людях. Заглушить шепот Хозяйки тьмы звонким смехом Динушки.
Помнить, что ты человек.
Кода внизу замелькали знакомые места, Рихар чуть не зарыдал от счастья. Он с трудом поборол искушение свернуть к замку Лотаров. Там накормят, там можно отдохнуть. Сьюз и старый барон рады будут добрым вестям о сыне и брате. А уж Динуша как обрадуется! Но он потеряет время – кучу драгоценного времени.
Поэтому Рихар только издали посмотрел на башни родового гнезда баронов Лотарских. Подавил вздох. Подбодрил себя: совсем немного осталось. Уже этой ночью он будет у своих! Дома…
Рихар поднялся выше, поймал попутный ветер и полетел дальше. Замок Ульфара – их замок, их новый дом – тянул его, как тянет волка след подраненной добычи. Рихар уже чуял близость своих, незримое тепло стаи, властную силу вожака. Надвигалась ночь, дарующая силы, спасение, возможность продержаться еще немного. Хотя Рихар совсем не был уверен, что продержится – до конца.
И тогда он позвал. Кинул беззвучный вопль туда, где его услышат свои, услышит Вожак. Он отчаянно нуждался в помощи. Он выбился из сил за этот долгий путь, за дни и ночи беспощадной гонки. Он с ума сходил от голода, жажды и усталости.