Я пожала плечами:
— После таких-то снов…
— Да, — кивнул Зигмонд, — вот именно. Старуха, похоже, имеет на тебя виды. Ты давала ей кровь, глядела в глубину ее алтаря. Она сама еще могла бы навредить тебе, но когда силой великой богини швыряется какой-то недоучка… — презрительное Зигово хмыканье яснее слов сказало все, что думает заколдунец об Ульфаровом маге.
Недоучка? Если это недоучка, то…
Незаданный вопрос замерз на губах: я поняла вдруг, что еще сказал Зигмонд.
Алтарь, глядела в глубину алтаря!
Как наяву, встала перед глазами пронизанная кровавыми разводами вязкая мгла — зовущая, жадная…
— Зиг, — сжавший горло ком едва давал говорить, — откуда ты знаешь? Про алтарь? Мне же это снилось!
Нелюдь ответил не сразу.
— Есть сны и сны, девочка. Просто сны, и… и вот такие. Только не спрашивай, как и почему, я все равно не смогу объяснить.
— Так оно было, на самом деле было? Тот сон?..
А ведь хотела поговорить с Зигом! Сразу не вышло, потом забылось…
— Видишь ли, Сьюз, я всегда считал, что если два человека видят одно и то же, — значит, оно, как выражаются маги, в достаточной мере реально. То есть, так или иначе, но существует. Но утверждать не возьмусь. Тут не всякий маг разберется, а я кто? — вояка. По верхушкам нахватанный, вроде Ульфарова недоучки. Только и разницы, что верхушки в мое время другими были.
— Ты спас меня тогда, — всхлипнула я. Запоздалый ужас окатил льдистым холодом.
— Брось, — Зиг смущенно хмыкнул, — нам ли считаться?
Приобнял за плечи, я благодарно прижалась к теплому боку. В который раз подумала: как с Зигом спокойно, а ведь опасней человека я не встречала… удивительное дело!
Страх отступил, и я вспомнила, о чем хотела спросить.
— Зиг, а почему ты считаешь, что у Ульфара маг-недоучка? Сам же говорил — сильный?
— Сильный, — кивнул заколдунец. — Так ведь одной силы мало, еще знать надо, что делаешь, да и думать при этом не мешает. В мое время, знаешь ли, любую ворожбу именем богов начинали с проверки тех, против кого она направлена. Как раз на случай вроде нашего. Но, кажется, Ульфаров маг решил, что раз Хозяйка тьмы помогла ему, до других ей дела нет.
— И напоролся на избранника, — я нервно хмыкнула.
— Да.
Нелюдь снова умолк.
— Что мне делать? — спросила я.
— Выспись, — пожал плечами Зиг. — Вдруг ночью снова полезут, сдуру-то.
Ну вот! Зиг, хмырь болотный, ты правда не понял или просто устал дуру-девку успокаивать?
— Я не о том! Что мне делать со всем… со всей этой жутью? «Выспись»! Да я же теперь глаза закрывать побоюсь!
— Ты о богине?
Нет, о прошлогоднем снеге! Я чуть не расплакалась — уже не от страха, с досады.
— Зиг, уж кто-то, а ты должен понимать… Кто я против нее? Если она захочет…
— Я ведь говорил тебе. Не бойся, не поддавайся, живи как жила. Служба богам — дело добровольное, заставить тебя она не сможет. Давить, пугать, просить — да… а ты не слушай, вот и все. Ваши дела кончены, вы в расчете.
— Тебя послушать, — вздохнула я, — так и беды никакой, сплошные девичьи бредни…
Зиг застонал.
— Боги великие, ну вот как тебе растолковать…. девочка, бед в нашей жизни хватает что с богами, что без богов, толку ими заморачиваться? Сама на себя не накликай, вот и все! Остальное не в твоей власти, а значит, и думать не о чем.
Успокоил, нечего сказать!
— Извини, Сьюз, ночка выдалась тяжелая. — Зиг поднялся, зевнул. — Ты как хочешь, а я посплю.
— Постой! Послушай, Зиг… а почему ночью ты не сказал… ну, об этом?
Прежде чем ответить, заколдунец обвел взглядом двор.
— Я подумал, ты вряд ли обрадуешься, если напомнить Анегарду, какой ценой его спасли. Да и сны твои — он ведь не знает, верно?
— Верно, — прошептала я. — Спасибо, Зиг…
— Все будет хорошо, Сьюз, — он улыбнулся и ушел, а я осталась сидеть. Мне хотелось поразмыслить без помех.
Гарник поднялся уже через три дня, хотя бабушка такой прыти не одобрила. Анегард и вовсе лечился на бегу; он исхитрялся за день побывать в каждом уголке замка, и временами казался вездесущим. Я знала, он боится новой каверзы со стороны Ульфара и его мага. Но даже свои страхи братец умудрился обратить к пользе: я видела, хозяйская дотошность молодого барона ободряет запертых в стенах замка селян. Думаю, он знал, что делал.
Что касается Зиговых заколдунцев, все остались живы-здоровы, но удивляло другое: после той ночи они изменились. Пропала пугавшая людей текучесть облика, исчезли звериные черты. Зигмонд говорил, что сила осталась при них, и уверял, что при необходимости запросто выпустит и клыки, и крылья. Но пока что крыльев не было. Ни сам Зиг, ни его ребята внешне теперь ничем не отличались от обычных людей. И стоит ли удивляться, что они были счастливы?
— Как же так? — спрашивала я. — Вы вроде и заколдованными остались, а вроде и нет?
— Колдовство осталось, — объяснял Зиг, — а проклятие ушло. А почему… есть у меня мысли, почему, но какие-то они слишком уж простые. Даже, понимаешь ли, стыдно: триста лет нелюдями мыкаться, когда решение вот оно!
— Да какое же, скажи?!
— Ты помнишь, Сьюз, что со мной было после той ночи, когда…
Он не договорил, но я поняла. И то поняла, что напомнить хотел, и то, что думал о проклятии. Боги великие, как просто! Чужую кровь за себя… или свою — ради другого! Он же сам говорил!
— Зиг… ох, Зиг! Ты же сам говорил! Сам же говорил, что есть жертва и жертва, и…
— Дурак я был, верно, Сьюз? Столько лет, а ведь знал… просто подумать не мог, к себе приложить. Привык считать себя проклятым.
Он рассмеялся вдруг. Подтолкнул меня, кивнул на стог сена за конюшней:
— Гляди, пока мы с тобой в вопросы и ответы играем, умные люди времени на ерунду не теряют!
В сене валялись Анитка и Терес, и по их счастливому виду всякий бы понял, что похитивший Аниткино сердце менестрель наконец-то забыт и отринут.
Ульфар больше не решался нас штурмовать. Но и не уходил. Ждал чего-то. Ждали и мы. Зиговы ребята дважды выбирались за стену — они называли это «поохотиться». Оба раза притаскивали пленных, но те знали о планах Ульфара не больше нашего. Одно только прояснилось — с ним и правда был сильный маг, из столичных, и в войске барона Ренхавенского его боялись до судорог. Все, даже сам барон.
Похоже, прав был Зигмонд: маг тот и впрямь не брезговал жертвовать Хозяйке тьмы чужие жизни.
Перед храмовым днем Анегард объявил, что не выпустит из замка ни души — традиции там или нет, а так рисковать он не намерен. Кто-то из селян начал было возмущаться, но ему быстренько шепнули про Ульфарова мага и кровавые жертвы — Зигмонд позаботился пустить по замку жуткие слухи, хотя Анегард считал, что лучше б люди такого не знали. Баронесса Иозельма — это рассказала на кухне старуха Инора — закатила сыну скандал с битьем тарелок, словно какая-нибудь трактирщица. Сначала требовала сопроводить ее в храм с должным почетом, затем — просто отпустить ("Раз уж ни у кого здесь нет смелости пройти к богам мимо вражеского лагеря, это сделаю я!"), а под конец — хотя бы разрешить помолиться не в четырех стенах, а под открытым небом. "Сидите под замком, любезная матушка, — отвечал Анегард, — искренние молитвы боги слышат отовсюду". Представляю, с какой искренностью после этих слов ее милость проклинала сына! Боги должны были не просто услышать — уши заткнуть!
Вволю посудачив, мы сошлись на том, что выпускать змеюку-баронессу вышло бы себе дороже, так что Анегард решил правильно, хоть это и против сыновней почтительности. Да и Ульфару верить тоже чревато — станет вам блюсти обычаи храмового перемирия человек, приносящий кровавые жертвы, ждите, как же! Как ни крути, Анегард знал, что делал.
Поэтому в храмовый день каждый молился, как умел. Хотя, конечно, бодрости духа это людям не прибавило.