Анегард подошел, стал рядом. Пожал тихонько мои пальцы, шепнул чуть насмешливо:
— Не трясись, хорошо выглядишь… сестренка.
— Да услышат боги, — говорил меж тем его милость, — да оделят нас благословением своим. Именем короля и по его повелению ныне я объявляю о свадьбе Зигмонда, барона Ренхавенского, и благородной Ульрики, дочери Ульфара.
Сейчас, когда все наконец-то глазели на жениха с невестой, я почувствовала себя в большей безопасности. Нашла взглядом бабушку — нарядная, она стояла в первом ряду, и Гарник держал ее за руку. Да она ведь на самом деле совсем не старая! Сколько ей было, когда оказалась вдруг со мной на руках? Надо спросить. Мне стало вдруг так стыдно, всю жизнь — "бабушка, бабушка", а сама даже не знаю, сколько ей лет. Хотя… она ведь сама не говорила никогда. Отшучивалась: "Много!" Теперь хоть ясно, почему.
Вон стоят Терес с Аниткой, ждут своей очереди. Улыбаются. А рядом шушукаются, хихикают Динуша с рыжим Рихаром. Вот тоже парочка!
Кажется мне, или впрямь Рихар с лета подрос?
Ой, и Марти здесь! Я почувствовала, как загорелись уши, прилила к щекам кровь. Что за взгляд у него…
Все равно уедет, напомнила я себе. Схватилась за руку Анегарда, крепко, будто над обрывом стояла и сорваться могла. Он, видно, понял, сжал в ответ мои пальцы. Шепнул на ухо:
— На Зига с Улькой гляди, свидетель!
Я вздрогнула, торопливо перевела взгляд…
Ульрика была сегодня бледна и послушна. Зигмонд вел свою лягушонку за руку, а она и глаз не поднимала. Все в том же синем платье, без украшений, без подношения для богини в руках. Приневоленная. Ох, Зиг, Зиг, пусть у вас все сложится хорошо! Ты заслужил жену и получше, но раз уж эта… боги великие, пусть она любит Зига и уважает, и никогда не предаст, как Иозельма предала его милость… отца, поправила я себя, привыкай, Сьюз.
Отец вел молодых вокруг алтарей, просил для них, как водится, благословения Звездной девы, и Жницы, и Матери человеческой, и Хранителя стад. Зигмонд — я заметила, — приостановился у черного камня Прядильщицы. Что ж, он избранник, он должен…
Я тайком коснулась алтаря Звериной матери. Благослови и ты их, моя богиня. Я прошу за них.
— Перед богами и людьми я, барон Эстегард Лотарский, объявляю Зигмонда и Ульрику мужем и женой.
Приветственные возгласы смолкли почти сразу: видно же, что молодые не очень-то рады. Впрочем, насчет Зига я не была бы так уверена… знаем мы эту кривую ухмылочку!
Его милость не стал длить молчание. Прокашлялся и перешел ко второй паре:
— Я, барон Эстегард Лотарский, господин этих земель, объявляю о свадьбе Тереса, воина барона Ренхавенского, и Аниты…
Еще не договорил, а над храмом словно и воздух изменился, наполнился радостью и счастьем. Я глядела на Тереса с Аниткой, и улыбка сама расползалась по лицу. Совсем ведь другое дело! Оба сияют, у невесты букет в руках — не букет, охапка! "Осенние звезды", из баронских цветников нарезано, больше неоткуда. Белые — для Звездной девы, желтые — Жнице, алые — Матери… и уже по тому, как сияют оставленные на алтарях цветы, любой скажет — эту пару боги благословляют.
— Перед богами и людьми я, барон Эстегард Лотарский, объявляю Тереса и Аниту мужем и женой…
— Любовь да лад! — вместе со всеми закричала я. — На многие лета!
Анитка шепнула что-то Тересу, тот ответил, поцеловал жену в макушку. Молодайка прыснула, вывернулась из объятий… подбежала ко мне…
— Это тебе, Сьюз! На счастье!
"Осенняя звезда". Белая.
Мы обнялись, Анитка шепнула:
— Я загадала, Сьюз, пусть у тебя все сложится!
— Спасибо…
Я тоже загадала. Хоть и знаю, у вас и без того все будет замечательно. Но ведь счастья много не бывает, верно?
Люди уходили, смеясь, предвкушая праздник. В замке ждал пир, и приехавшие из Оверте музыканты, наверное, готовы были играть плясовые. Но оба барона остались стоять, и я с ними: Анегард все еще держал меня за руку. С другой стороны к брату жалась Ланушка. Остался десяток баронской стражи, остались Марти, Рихар; Динуша не стала возвращаться без рыжего, остановилась на краю луговины…
Его милость обвел всех пристальным взглядом. Вздохнул, закашлялся, прижав ладонь ко рту. Подошел к алтарю Великого отца, молча прикоснулся к темному камню. Следом, вложив ладошку Иоланты в мою, шагнул Анегард. Прошептал:
— Покровитель странников, дай нам удачу в пути.
За Анегардом стали подходить остальные. Просили Великого отца о легкой дороге — и шли каждый к алтарю своего покровителя. Анегард и его милость вернулись к нам с Ланушкой — мы так и стояли у камня Звериной матери.
— Покровительница Лотаров, — хрипло сказал отец, — пошли удачу моему сыну.
— Благослови, моя богиня, — Анегард коснулся шершавого камня, замер на несколько мгновений.
— Помоги им, Великая, — прошептала я.
Ланушка заплакала. Анегард подхватил ее на руки:
— Что еще ты выдумала, реветь!
— Не уезжа-ай, — Ланушка обняла брата, уткнулась носом ему в шею. — Я боюсь, оста-анься!
— Иоланта, — чужим, напряженным голосом выговорил старый барон, — прекрати немедленно. Мужчина не может всю жизнь просидеть дома.
Я отвернулась. Неужели он всегда такой… такой холодный, правильный и… подобающий?
Марти стоял у алтаря Звездной девы. Ладонь лежала на белом камне, губы беззвучно шевелились. Я прикрыла ладонью улыбку: забавным показалось, что у грозного королевского пса Дева в покровительницах. Но тут Марти отшагнул назад, развернулся к алтарю Воина. Я вздохнула тайком: этих вояк разве поймешь? Да у них, небось, традиций воз и тележка, по каждому случаю другому богу кланяться… вот деревенских тоже ведь не всякий посторонний поймет, почему вдруг то Жнице дары несут, то Кузнецу, то Хранителю стад.
Ланушка утихла, только сопела недовольно. Она так и сидела у Анегарда на руках, крепко обняв его за шею, а старый барон смотрел мимо них — на алтарь. Мне показалось, он все еще просит о чем-то богиню, неслышно для остальных, но так жарко, что Великая навряд ли откажет.
Столы накрыли во дворе, и расселись, не слишком разбираясь, кто есть кто. Наверное, это потому, подумала я, что его милость, вернувшись, сразу ушел к себе. При нем не очень-то забудешь, что не пристало посудомойке соседствовать с управителем, а ученику кузнеца из ремесленной слободки — заигрывать с дочкой начальника стражи. Это Анегард умеет сделать праздник общим и веселиться на равных с остальными — не зря по деревням так любят, когда он заезжает на грозовые аукалки или праздник последнего снопа.
Вот и сейчас — музыканты наяривают плясовую, Зигмонд кружит Анитку, только юбка взметывается, Терес едва отбивается от подначек, хохочет Ланушка, и даже Ульрика улыбается, слушая шуточки молодого Лотара. Встает, идет с ним танцевать… оглядывается на Зига, Анегард качает головой, обнимает за талию…
— Потанцуешь со мной?
Терес.
Смеюсь:
— Конечно!
Музыка кружит голову, кто бы мог подумать, что Терес так здорово танцует! Да и Зиг не хуже, ишь, сидельцы болотные! Анитка раскраснелась, у меня тоже щеки горят… Наши кавалеры ведут танец хитро, едва не сталкиваясь, словно дразнят друг друга; в какой-то миг мы с Аниткой непонятно как меняемся — вернее, мужчины меняются нами. Я едва не останавливаюсь от удивления, но Зиг подхватывает, кружит, кружит… скалится: