Признавая то, что мы уже и так знали, Блейк вздохнул.
— Мы должны держаться на расстоянии друг от друга.
— Расскажи мне о том дне, когда ты встретил Дженни. Сколько лет тебе было?
— Двенадцать, я рассказывал тебе об этом.
— Но не саму историю. Расскажи мне эту историю.
— Я никогда не хотел играть на фортепиано. Меня заставили играть, как только я мог сидеть на скамье. Мой отец не хотел иметь сына, который не умел играть на фортепиано.
— Он заставлял тебя играть?
— Типа того. Я никогда не говорил ему, что не хочу это делать. Я просто бунтовал, пытаясь показать ему свое нежелание.
— Как? — спросила я, проводя пальцами по его руке.
— Когда мне было семь, я сломал эти два пальца, взбираясь на дерево, сломал оба запястья, пытаясь перепрыгнуть через машину на велосипеде, а потом повредил копчик, пытаясь покачаться на виноградной лозе, из-за чего не мог сидеть на жесткой скамье. Я боролся с ним всеми средствами, чтобы не заниматься, но никогда не говорил ему, что не хотел играть.
— Ты подошел к этому серьезно, — поддразнила я его.
— Пока Дженни Линн Холден не вошла в аудиторию со своей мамой.
— Расскажи мне.
— Я собирался убраться к чертовой матери оттуда. Было почти пять вечера, и я собирался посмотреть Форсаж.
— Я ухожу, — сказал я своему отцу, когда увидел самую прекрасную девочку в мире. Длинные темные волосы струились вниз по ее спине, а выражение ее лица было печальным, уязвленным.
— Прошу прощения, мэм, — обратился мой отец к матери, — мы не такого рода заведение. У меня длинный список студентов, ожидающих своей очереди, чтобы попасть сюда.
— Не могли бы вы просто послушать, как она играет? У нее очень хорошо получается.
— Я могу предложить вам список рекомендаций, учителей, которые очень хороши в своем деле.
— Я не хочу очень хороших, — услышал я самый приятный голос, когда-либо слышанный мною. Такой сладкий, что можно было испортить зубы. — Я хочу Конли Коуста. Я хочу лучшего.
— Мне нравится твое рвение, правда, но мы просто не работаем здесь так. Если я сделаю для тебя исключение, мне придется делать это для всех. Извини. Я могу дать тебе заявление на прием и включить в лист ожидания.
— И насколько большой лист ожидания? — печально спросила она.
— Около трех лет.
— Я помогу, — взвизгнул я из-за спины своего отца.
— Ты поможешь? — спросил он меня, нахмурившись.
— Я помогу с ее обучением. У нас есть свободное место.
— Тебе самому еще нужен учитель.
— Подожди, никуда не уходи, — сказал я самой красивой девочки в мире. Какого цвета были ее глаза? Что-то между голубым, как вода в бассейне, и бирюзовым цветом. Ее длинные волосы ниспадали вниз по спине.
Она повернула голову и посмотрела на меня. С Дженни Линн мое детство закончилось. Я больше не был маленьким мальчиком, который боялся подцепить вшей от девочек. Я бы с радостью принял ее вшей.
Я оттащил своего отца в сторону и стал умолять его.
— Папа, прими ее. Пожалуйста.
На его лице появилась та усмешка, какой он обычно пользовался, когда насмехался надо мной.
— Почему?
— Ты знаешь, почему. Посмотри на нее, — сказал я, видя, как они обе перешептывались. Казалось, ее мать пыталась образумить свою дочь, но та стояла на своем. Она не собиралась сдаваться.
Это одна из вещей, которые мне нравились в ней с самого начала. Дженни обладала такой силой воли, которую невозможно было сломить.
— В прошлом месяце у тебя случился чуть ли не припадок, потому что ты должен был держать Шайенн за руку на свадьбе.
— Это потому что ты предложил мою помощь для свадьбы людей, которых я даже не знал. И от нее воняло грязными ногами.
— Тебе придется увлечься кем-нибудь другим. Я не собираюсь нарушать правила ради девчонки, которую ты в следующем месяце возненавидишь.