Через четверть часа, в течение которых этот юнец тащил свои книги, перекладывая их из рук в руки, они миновали улицу Чертовой Кухни, где, как утверждал студент, он знал место. Свернув в боковую улочку, отходившую от Десятой авеню, они вошли в здание.
В нижнем холле воняло столь омерзительно, словно за каждой дверью дряхлые старухи варили кошачью мочу. Но по мере того, как они миновали пятый этаж, поднялись на шестой и наконец оказались на самом чердаке, вонь сменилась чистым сентябрьским воздухом. И здесь, под самой крышей, на которую спустилась, может быть, самая прекрасная ночь в году, озаренная янтарным светом полной луны, торопливо и грязно состоялось то дело, ради которого Джой Бак очутился здесь и ожидал завершения его, стараясь думать совсем о других вещах. А затем этого толстого грузного ребенка вырвало прямо к его ногам, и Джою пришлось поддерживать его голову.
— Мне чертовски неприятно, парень, — сказал Джой, — но я ничем не могу помочь, если тебя тошнит от этого. А теперь гони монету, как мы договаривались. — И мальчишка ответил: «У меня ничего нет, я тебе соврал. Что ты теперь со мной сделаешь?»
Джой мрачно посмотрел на него, подавляя желание дать ему по физиономии.
— Выверни карманы, — приказал он. Мальчишка торопливо вывернул карманы, действуя с заторможенной серьезностью, которая, чувствовалась, была куда приятнее для него, чем то, чем ему пришлось заниматься. Но в карманах у него не нашлось ничего ценного: потрепанный бумажник с семейными снимками, грязный носовой платок, два жетона для подземки — вот и все. Но у него были наручные часы.
— На сколько эта штука потянет? — ткнул Джой на них пальцем.
Вопрос привел мальчишку в панику. Он начал хныкать.
— Я не могу вернуться домой без часов, мне их подарила мать, преподнесла в день первого причастия. Она умрет, она просто умрет, она меня убьет! Возьмите мои книги, вот, пожалуйста!
Джой повернулся и ушел, и даже с лестницы слышал, как тот все повторял, как он извиняется, честное слово, я так извиняюсь.
И Джой поверил ему.
Долгое время он бродил без определенной цели, надеясь лишь найти такое место, где никого не будет и ничто не будет напоминать о Нью-Йорке — лишь были бы деньги заплатить за убежище.
Наконец он направился в западную сторону, помня, что где-то здесь должна быть река, соединенная с другими водными путями и реками, одной из которых может быть и старая Рио-Гранде. Он подумал, что стоит посидеть на берегу, опустив ноги в воду. Но когда он оказался неподалеку от нее, ему стало ясно, что подходы к реке перекрыты зданиями пароходных компаний и до воды не добраться. Поэтому он двинулся на юг вдоль автострады Вест-сайд и скоро очутился рядом со стоянкой, почти полностью забитой большими трейлерами. Поплутав в их лабиринте, он нашел один с откинутым задним бортом, забрался в него и сел на краю, свесив ноги и представляя трейлер в движении. Затем он решил лечь и смотреть в небо. После этого он снял обувь и понюхал ее: она уже провоняла потом. Джой понял, что, пока не придет соответствующее время, он не сможет уделять своей обуви подобающее внимание.
Пока он обдумывал состояние своих ног и размышлял над цветом неба, пока удивлялся, до чего грязный пол в грузовике, им вдруг овладела тревога от четкого сознания того, что он ровно ничего собой не представляет, что он личность, существующая вне места и времени, и что он ни для кого не представляет абсолютно никакого интереса. Открытие это было слишком ужасно, чтобы он мог полностью воспринять его, и оно затаилось в каких-то щелях и уголках, ожидая своего часа, а тем временем Джой продолжал лениво шевелить мозгами: пытался ли кто-нибудь посчитать количество звезд и не приходило ли кому-то в голову, что звезды могут быть сделаны из чистого серебра; и кстати, кто же были эти три серебряноголовые женщины, эти ушедшие в даль времени три блондинки его детства, всплывшие в памяти, — неужто они в самом деле были содержателями борделя?
Маленький приемничек, стоящий у него на груди, который слегка покачивался с каждым та-тах. та-тах, тэтах его сердца, внезапно привлек его внимание. Слава богу, что им не достался его приемничек, подумал он, не достался транзистор этим сукиным детям, нет-сэр, фиг-вам-сэр, и он по-прежнему со мной. Но зная, что надо беречь батареи, он не включал его. Положив его на грудь, Джой прикрыл приемник скрещенными руками.