— Нет, — проворчал Рэтсо. — Но Джой перекрыл его голосом. — Иди сюда! — Наклонившись, Рэтсо подставил голову. Джой стал вытирать ее подолом рубашки. — Нельзя появляться на прием с мокрой башкой, — сказал он. — Теперь нормально. У тебя есть гребенка?
— Да она мне не нужна. — Риччио стал расчесывать волосы пальцами.
Джой сунул ему расческу.
— Пара дюжин вшей меня не смутят, так что не волнуйся.
Но гребенка не смогла продраться сквозь густую путаницу давно не мытых волос, оставив на ней несколько зубьев. Вернув расческу, Рэтсо попытался руками придать своей прическе некоторое подобие порядка.
— Как я выгляжу? Нормально?
Джой долго и внимательно оглядывал его.
Не подлежало сомнению, что с Рэтсо явно было что-то не то. У Джоя появилось желание просто соврать ему и покончить с этим делом, но почему-то он продолжал смотреть в лицо Рэтсо.
Что он в нем видел?
Никто из них этого себе не представлял.
Между ними возникло какое-то смутное, неловкое ощущение, болтающееся в воздухе, как скелет, пляшущий на ниточках, что-то мрачное и тайное, наполнившее Джоя ужасом, потому что он почувствовал тоску одиночества.
Сам же Рэтсо, что бы он ни чувствовал, держался легко и небрежно. Он просто опустил голову, придав лицу дурашливое выражение. Глаза его были спокойны, и он предоставил Джою рассматривать свои плечи и затылок.
Джой открыл было рот, чтобы поговорить, но Рэтсо нетерпеливо махнул рукой и двинулся вверх по широкой темной лестнице.
Джой смотрел ему вслед. Когда Рэтсо одолел половину первого марша, он окликнул его:
— Эй, подожди меня! Эй!
Рэтсо остановился и посмотрел вниз. Глаза его молили Джоя ничего не говорить, и все же он с вызовом обратился к нему:
— Так мы идем на эту чертову вечеринку — или что?
Джой был так удивлен, что не сдвинулся с места.
Здесь, у подножия лестницы, произошло что-то странное. Но не показалось ли ему? Он не был в этом уверен.
— Все в порядке? — спросил он.
— Да идем же! — нетерпеливо бросил Рэтсо, а потом попросил, — будь любезен, поднимайся!
Он дождался, пока Джой сделал первый шаг, и, ухватившись за перила, стал подтягиваться по лестнице.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
На перилах третьего этажа была навалена одежда. Там были кучи свитеров, шарфов, парок и самой разнообразной зимней одежды. Рэтсо бросил свою козью шкуру поверх всего и глянул на ряды сапожек, галош и ботинок на полу.
— Когда будем уходить, подхвачу пару получше, — сказал он.
Дверь была распахнута настежь. Рэтсо решительно двинулся в путь. Джой чувствовал ужасное стеснение, не зная, чего от него ждут. Сдвинув брови, он подчеркнуто неторопливо вошел в комнату, опасаясь, что на него не обратят внимания.
Помещение было огромным: оно тянулось во всю длину дома, да и в ширину было от стенки до стенки здания. В нем стоял гул голосов, но все же не столь уж шумный для такой толпы. Время от времени вспыхивал смех, были слышны обрывки разговоров, смешанные с негромким ровным ритмом небольших негритянских барабанов бонго, которые издавал ударник, давая понять, что музыканты еще не готовы врезать как следует. Одна пара пыталась танцевать, прилагая еще большие усилия, чтобы оставаться незамеченной. Помещение было заполнено множеством небольших групп, часть которых свободно стояла, а другие расположились на полу: многие стояли сами по себе или рядом с компаниями, тем не менее не имея к ним отношения. Одна пара — по виду ребята-старшеклассники, один белый, другой цветной — сидела в середине помещения, взявшись за руки, но в их позах не было ничего, что могло бы предполагать тесные межрасовые отношения; они всего лишь держались за руки, а глаза каждого из них были устремлены куда-то в пространство. Многие из тех, кто пребывали в одиночестве, и мужчины и женщины, казалось, стеснялись своего положения. Они слонялись, ища куда бы приткнуться или чем бы заняться: выпить, покурить, забиться в угол, вступить в разговор, обменяться с кем-нибудь улыбкой, завязать знакомство.
Вдоль одной из стен тянулся длинный стол с большим выбором сыров, холодного мяса, крекеров и хлеба, а на полу рядом с ним стояла ванна со льдом, в котором лежали банки с пивом.
В дальнем конце комнаты Джой заметил Мак-Альбертсонов, сидящих на полу у ног костлявой размалеванной женщины с длинными светлыми волосами.
За этим трио на стене были протянуты от пола до потолка несколько полос оберточной бумаги, на которой были намалеваны черные буквы:
ЭТО ПОЗЖЕ, ЧЕМ ВЫ ДУМАЕТЕ,